Тук-тук-тук! В глухом лесу на сосне чёрный дятел плотничает. Лапками цепляется, хвостиком упирается, носом постукивает, — мурашей да козявок из-за коры выпугивает.

Кругом ствола обежит, никого не проглядит.

Испугалися мураши:

— Эти-де порядки не хороши!

Со страху корячутся, за корою прячутся — не хотят вон идти.

Тук-тук-тук! Чёрный дятел стучит носом, кору долбит, длинный язык в дыры запускает, мурашей, словно рыбку, таскает.

Разве у дятла есть язык? И он им достаёт букашек?

Действительно, у дятлов очень длинный и проворный язык. Он такой длинный, что в то время, когда его не используют, язык хранится в скрученном состоянии в ноздре и под кожей позади шеи! А использует его дятел для добычи пищи из-под коры деревьев. Его любимое лакомство — жуки-короеды.

Плавает гусь по пруду и громко разговаривает сам с собою:

— Какая я, право, удивительная птица! И хожу-то я по земле, и плаваю-то по воде, и летаю по воздуху; нет другой такой птицы на свете! Я всем птицам царь!

Подслушал гуся журавль и говорит ему:

— Прямой ты гусь, глупая птица! Ну, можешь ли ты плавать, как щука; бегать, как олень; или летать, как орёл? Лучше знать что-нибудь одно, да хорошо, чем всё, да плохо.

Жители одной уединённой деревни были в большом беспокойстве, особенно бабы и ребятишки.

В ближнем любимом их лесу, куда мальчики и девочки поминутно шныряли то за ягодами, то за грибами, завёлся леший. Как только настанет ночь, так и пойдёт по лесу хохот, свист, мяуканье, а по временам раздаются страшные крики, точно кого-нибудь душат.

Как зааукает да захохочет, волосы становятся дыбом. Дети не только ночью, но и днём боялись ходить в свой любимый лес, где прежде только и слышно было что пенье соловьёв да протяжные крики иволги.

В то же время чаще прежнего стали пропадать по деревне молодые куры, утки и гусята.

Надоело это наконец одному молодому крестьянину Егору.

— Погодите, бабы, — сказал он, — я вам лешего живьём принесу.

Дождался Егор вечера, взял мешок, ружьё и отправился в лес, несмотря на просьбы своей трусливой жены. Целую ночь пробродил он в лесу, целую ночь не спала его жена и с ужасом слушала, как до самого света хохотал и аукал леший.

Только уже утром показался Егор из лесу. Он тащил в мешке что-то большое и живое, одна рука у Егора была обмотана тряпкой, а на тряпке видна была кровь.

Весь хутор сбежался на двор к отважному крестьянину и не без страха смотрел, как он вытряхивал из мешка какую-то невиданную птицу, мохнатую, с ушами, с красными большими глазами.

Она кривым клювом щёлкает, глазищами поводит, острыми когтями землю дерёт; вороны, сороки и галки как только завидели чудище, так стали над ним носиться, подняли страшный крик и гам.

— Филин! — крикнул тут один старик. — Ведь я ж вам, глупые, говорил, что это всё филин проказит.

Неужели филин может так хохотать, кричать и аукать?

Голоса, которыми «говорит» филин, очень разнообразны: он и хохочет, и ухает, ворчит, подражает рычанию собаки, взвизгивает. Недаром его прозвали Пугач. К тому же сила голоса тоже весьма прилична, слышно его по сей округе.

Сидит Вася на бережку, смотрит он, как уточки в пруде кувыркаются: широкие носики в воду прячут, жёлтые лапки на солнышке сушат. Приказали Васе уточек стеречь, а они на воду ушли — и старые и малые. Как их теперь домой загнать?

Вот и стал Вася уточек кликать:

— Ути-ути-уточки! Прожоры-тараторочки, носики широкие, лапочки перепончатые! Полно вам червячков таскать, травку щипать, тину глотать, зобы набивать — пора вам домой идти!

Уточки Васю послушались, на берег вышли, домой идут, с ноги на ногу переливаются.

Почему у уток жёлтые лапы?

У уток лапы бывают очень разные: и жёлтые, и оранжевые, и даже чёрные. Бывает, что у молодых особей лапы жёлтые, а с возрастом их цвет становится красноватым.

Почему у уток носы широкие, а лапы перепончатые?

Роясь в иле и тине, утка не может видеть добычи, и ей приходится разыскивать её с помощью осязания — верхняя часть клюва у утки очень чувствительна. Но вместе с живностью утка захватывает на дне пруда и воду и грязь, и для того, чтобы отделить добычу от воды и несъедобных примесей, она отцеживает всю мутную воду, пропуская между краями широкого клюва, представляющего у утки нечто вроде цедилки. Захватив клювом порцию ила, утка своим языком вытесняет воду и жидкую грязь и отделяет съедобное от несъедобного. Лапы утки, снабжённые плавательными кожистыми перепонками, работают в воде как вёсла.

Рано утром встала старушка Дарья, выбрала тёмное, укромное местечко в курятнике, поставила туда корзинку, где на мягком сене были разложены тринадцать яиц, и усадила на них хохлатку.

Чуть светало, и старуха не рассмотрела, что тринадцатое яичко было зеленоватое и побольше прочих. Сидит курица прилежно, греет яички, сбегает поклевать зёрнышек, попить водицы, и опять на место; даже вылиняла, бедняжка.

И какая стала сердитая, шипит, клохчет, даже петушку не даёт подойти, а тому очень хотелось заглянуть, что там в тёмном уголке делается. Просидела курочка недели с три, и стали из яичек цыплята выклёвываться, один за другим: проклюнет скорлупку носом, выскочит, отряхнётся и станет бегать, ножками пыль разгребать, червяков искать.

Позже всех проклюнулся цыплёнок из зеленоватого яичка. И какой же странный он вышел: кругленький, пушистый, жёлтый, с коротенькими ножками, с широким носиком. «Странный у меня вышел цыплёнок, — думает курица, — клюёт, и ходит-то он не по-нашему; носик широкий, ноги коротенькие, какой-то косолапый, с ноги на ногу переваливается». Подивилась курица своему цыплёнку, однако же какой ни на есть, а всё сын. И любит, и бережёт его курица, как и прочих, а если завидит ястреба, то, распушивши перья и широко раздвинув круглые крылья, прячет под себя своих цыплят, не разбирая, какие у кого ноги.