– Хорошо, Ванятка, буду звать тебя Ваняшей.

– Ой, Ванятка тоже классно, так тоже можно. В общем, зови, как хочешь, ты умная, тебе видней.

– А ты не умный, что ли? Иванушка-дурачок?

– Ты чего дразнишься, «гель для душа»?

– При чем здесь гель?

– При том! Если будешь обзываться, я буду тебя так называть.

– Детский сад какой-то! Ну, извини, не буду больше. Так какие у нас планы на сегодня?

– В 12.00 будут отпевать и хоронить Володю. – Он помрачнел. – Потом поминки. А потом мы можем делать что угодно.

– Мы? – удивилась я.

– Да, мы – ты и я, потому что меня приставили к тебе. Я буду тебя отвозить, куда ты потребуешь, но обо всех твоих шагах звонить хозяину, ты уж извини, такой приказ.

– А кто у тебя хозяин, уж не Стас ли?

– Ты что? Сплюнь! Вот ляпнула. Я не камикадзе, чтобы с ним связываться, даже если совсем буду безработным.

– Но ты ведь был с ним, когда привозил меня сюда?

– Так хозяин велел, Прохор Степаныч. Понятно?

– Ну, теперь все ясно. А на похороны мы тоже вместе поедем?

– Да, теперь, мы везде будем вместе, как сиамские близнецы. Если хочешь, даже спать рядом и тому подобное.

– А в глаз не хочешь, братишка?

– Не-а, неохота что-то. Че ты взъелась? Я просто так предложил, из вежливости.

– Из вежливости? Ты шутишь? Из хамства, ты хотел сказать?

– Нет, из вежливости. Ты же вон какая конфетка, я как настоящий мужчина на всякий случай должен был поинтересоваться, вдруг ты не против. А если бы не спросил, ты бы обиделась, такая красотка, а я ноль внимания. Понимать надо.

– Понятно. Что, спасибо тебе сказать?

– Это уж как совесть подскажет.

Похоже, парень обиделся. Наверное, он искренне полагал, что оказывал мне знаки внимания, на мой взгляд, весьма своеобразные.

– Ну ладно, Ваняша, спасибо, и давай займемся делом.

– О’кей, что от меня требуется? – он приосанился.

– От тебя требуется подождать меня за дверью, пока я оденусь.

– Ладненько, уже ушел.

Я оделась. Мы с Ваней спустились вниз. Там нас уже поджидала какая-то старушка-божий одуванчик в траурной одежде. Она была такая ветхая, что казалось, подуй ветер посильнее, она упадет. Ваня взял ее под руку и бережно усадил в машину. Я села рядом с Ваней, и мы отправились в путь. По дороге я увидела цветочный ларек и сказала:

– Ваня, останови машину, мне ведь тоже нужно купить цветы.

– Успокойся, Геля, я уже обо всем позаботился, сзади охапки цветов, выберешь какие захочешь.

Ваняша нравился мне все больше. Может, и мои вещи из дома он привозил. Я спросила его об этом.

– Да, это я собирал твою одежду. А что, что-то не так? – спросил он.

– Нет, все нормально, но зачем ты приволок шубу и осеннее пальто, на дворе июль?

– Да кто вас, баб, пардон, женщин разберет, мало что тебе в голову взбредет, вдруг захочется в шубе прошвырнуться, а мне потом снова копайся в твоих шмотках, думаешь, приятно, как будто в замочную щель подглядываешь.

– Да, Ваня, ты оригинал, интересное у тебя представление о женщинах.

– Ты бы с моей Ленкой пожила, у тебя бы вообще крышу снесло от ее причуд. То ей ананасы в шампанском, то ей платье от Валентино. Замордовала вконец.

– От Валентино Юдашкина? – уточнила я.

– Шутишь? От «Валентино». Она у меня только импорт признает.

– А может, она у тебя беременная, вот и чудит.

– Да была, три года назад. Беременность прошла, а замашки остались. У меня, кстати, дочь растет, Алиска. Слава богу, в меня пошла характером – просто ангел.

– Ну, ты скромняга.

– Да, я такой.

Мы уже почти забыли и о старушке на заднем сиденье, и о том, куда направляемся, как вдруг старушка подала голос:

– Дети, скоро подъезжаем к церкви, вы уж успокойтесь, потом поговорите, – произнесла она довольно громко хорошо поставленным голосом.

Я совсем не ожидала, что в этом тщедушном теле может быть такой зычный голос. Похоже, она бывшая учительница, только они на всю жизнь сохраняют такие голоса и, наверное, она еще в трезвом уме и твердой памяти, хоть и выглядит такой древней.

Мы послушно притихли.

Не буду утомлять вас рассказом об отпевании и похоронах. Скажу только, что, как ни странно, все искренне скорбели о Володе. Даже я горевала, так как только возле могилы приходит понимание, что все не вечно. Мы живем, суетимся, к чему-то стремимся, кто-то многого достиг, кто-то совсем ничего не добился, но для всех рано или поздно придет черед, и все мы окажемся в небытии. Мне стало грустно, стало жаль себя, родных, знакомых, и я всплакнула. Учитывая местонахождение, это было уместно. Несмотря на охватившую меня грусть, я подмечала, кто как себя ведет. Прохор держался слишком прямо – зубы сжаты, глаза сухие. Такие мужчины не плачут, это потом плохо сказывается на их здоровье. Не давая волю эмоциям, они получают всяческие инсульты, инфаркты и прочие неприятности. На лице Стаса тоже ничего нельзя было прочесть, но от этого хамелеона я ничего и не ожидала. Ваняша стоял нахмурившись и сжав кулаки. Только у старушки непрерывно текли слезы, при этом она не издавала ни одного звука. Еще там были ребята, похоже, ровесники усопшего, наверное, его однокурсники. В общем, кроме философских, никаких других мыслей у меня не возникло.

Позже мы поехали в ресторан, но прежде отвезли старушку домой к Прохору. Ваняша осторожно довел ее до дверей, где сдал на руки Софье Петровне.

Как только он сел в машину, я спросила:

– Кто эта бабуся?

– Это нянечка Володи, Дарья Андреевна. Это такой человечище, каких теперь мало.

– Я поняла, это та нянечка, из интерната?

– Да, она еще Прохора растила.

Я решила, что при случае нужно поговорить с ней о Владимире, о Прохоре. Наверное, Дарья Андреевна хранит много чужих тайн.

Мы приехали в ресторан. Я наслышана, что на поминках многие так активно поминают, что начинают забывать причину, по которой собрались, и под конец вовсю веселятся. На этих поминках все было скорбно и сдержанно, не было и намека на веселье. Собравшиеся поочереди вставали и говорили о покойном, пили умеренно. Когда очередь дошла до меня, я сказала:

– О Володе я немногое могу сказать, потому что была с ним мало знакома, но видя ваши искренние переживания из-за его кончины, понимаю, что был он неплохим человеком и всем вам будет его не хватать. В любом случае, смерть такого молодого человека всегда очень болезненна для его близких. Любой человек неповторим. Будут рождаться люди, может быть, очень похожие на него, но такого, как он, уже никогда и нигде не будет. Поэтому давайте выпьем за упокой души Владимира, который прожил короткую, но исключительную жизнь. Пусть земля ему будет пухом!