Я чувствовал вкус твари на языке. Кисловатый и металлический.

Отвращение придало мне сил.

Я схватил муравья, копошащегося у меня на животе, и отшвырнул его в сторону. Затем я лихорадочно пополз вперед, хватаясь за муравьев, расталкивая их со своего пути, скользя коленями по их мягким и теплым брюшкам.

Я отпихивал муравьев локтями. Стряхнул одного с тыльной стороны шеи. Сдернул другого с ноги.

Так я полз, пока не достиг земляного откоса. Затем, зарываясь руками в сырую мягкую почву, я начал подтягиваться, вверх, вверх, вверх, карабкаясь, точно насекомое, стремящееся на свет.

Да! Я сделал это. Я выбрался из-под земли в яркий солнечный свет. Блестящая трава окружила меня стеной.

Я встал и принялся стряхивать землю с рук, с лица, с превратившейся в лохмотья пижамы. Затем я устремил взгляд вдоль лужайки на улицу, простиравшуюся вдалеке.

Плевать мне, насколько до нее далеко, решил я. — Плевать мне, сколько времени это займет. Я доберусь до улицы. Я доберусь до приемной доктора Хэйворда и получу свое лекарство — во что бы то ни стало.

Я посмотрел на свои босые ноги, заляпанные грязью, исцарапанные. Если б только у меня была обувь…

Но кто будет делать обувь для мальчика размером с мышь?

Раздвигая на своем пути стебли травы, я начал продираться через лужайку, держа курс на улицу. Ощущение было такое, словно я пробираюсь через густые джунгли.

Не знаю, сколько времени это у меня заняло. Но к тому моменту, как я, наконец, достиг тротуара, в моих руках и ногах поселилась ноющая боль, а все тело промокло от пота.

Я соскочил на тротуар и выбежал на дорогу.

Раскаленный асфальт тут же обжег пальцы ног. Но мне было все равно.

— Коль скоро я добрался до улицы, — проговорил я, остановившись, чтобы перевести дух, — то до автобусной остановки доберусь точно.

Я повернулся и быстро зашагал вперед, держась обочины — высокой, будто цементная стена, — по правую руку.

Я вытер пот с лица и приставил руку козырьком к глазам, защищая их от слепящего солнца. Когда я, наконец, добрался до автобусной остановки, расположенной на углу, оно уже стояло в самом зените. Асфальт переливался, будто сделанный из серебра.

Две женщины, нагруженные объемистыми сумками с покупками, стояли на остановке, дожидаясь автобуса.

Я влез обратно на тротуар. Затем укрылся за банкой из-под газировки, брошенной кем-то в траву, и стал ждать.

Через несколько минут подкатил сине-белый автобус и остановился, взвизгнув тормозами. Я вышел из-за банки… и сердце мое упало.

Автобус высился до самого неба, словно небоскреб.

Двери с шипением раскрылись. Одна из женщин начала подниматься в автобус.

А я с ужасом воззрился на первую ступеньку. Она возвышалась над мой головой, и до нее была миля, не меньше.

Мне ни за что на нее не запрыгнуть. Не дотянуться, не вскарабкаться. Необходима помощь.

Я подбежал ко второй женщине. Ее длинные светлые волосы спадали по белой блузке до пояса хлопчатобумажных голубых джинсов. Она тоже казалась мне высотой в целую милю!

— Помогите! — закричал я, сложив ладони рупором. — Пожалуйста, не могли бы вы подсадить меня в автобус?

Она меня не слышала. Она поставила левую ногу на подножку и потянулась к поручню.

— Пожалуйста! — надрывался я.

Она оттолкнулась от тротуара второй ногой — и уронила автобусный жетон. Я видел, как он поскакал по тротуару.

Я отскочил с его пути. Жетон был размером с крышку канализационного люка!

Женщина повернулась, отошла от автобуса и нагнулась за жетоном.

Я понял, что это мой последний шанс.

Меня осенила отчаянная идея.

Я запрыгну ей на ногу. Схвачусь покрепче за штанину ее джинсов, и она сама занесет меня в автобус.

Чертыхаясь себе под нос, она достала жетон из травы. После чего повернулась и зашагала обратно к автобусу.

Я набрал в грудь побольше воздуха и побежал.

Я видел, как она подняла правую ногу и поставила ее на подножку автобуса.

Разгоняясь, шлепая босыми ногами по асфальту, я выбросил обе руки вперед.

Прыгнул на ее левую ногу.

Попытался ухватиться за джинсы руками…

…и промахнулся.

— Оххххххх! — вырвался из моей груди испуганный возглас.

Мои руки ударили по воздуху.

Я заскользил вниз по ноге женщины.

Она поставила на подножку вторую ногу. Послышалось громкое «КЛАНГ!» — это она пробила жетон.

Я шмякнулся на ее белую кроссовку и отчаянно уцепился за шнурки.

Я просунул под них обе руки и крепко держался, пока она — БАМ! БАМ! БАМ! — поднималась по ступенькам в автобус.

Костяшки на моих пальцах побелели от напряжения. Тем временем она прошла вниз по проходу и заняла место у задней двери.

— ДА!!! — радостно вскричал я. Мне хотелось вскинуть над головой кулаки. Но я до смерти боялся свалиться с кроссовки.

Автобус с ревом отъехал от тротуара. Я посмотрел вперед. Мне было видно только пространство под сиденьями, простиравшееся на мили вперед, словно я не ехал в автобусе, а плыл на океанском лайнере.

— О-о-о-ой! — вскрикнул я, когда женщине вдруг вздумалось скрестить ноги.

Я увидел, как ее правая нога нависла над левой.

Не желая быть раздавленным, я отпустил шнурки и сиганул с ее ноги на пол автобуса. Откатился под сиденье. И остаток пути проехал, держась за металлическую ножку сиденья.

* * *

Когда спустя много часов я подошел к застекленным дверям приемной доктора Хэйворда, то чуть не разрыдался. От счастья, от облегчения, от того, что был жестоко измотан.

Прыжок с автобусной подножки навсегда останется одним из самых пугающих испытаний, выпавших на мою жизнь. Не считая, конечно, игры в перетягивание каната между двумя собаками, сражения с кузнечиком и падения в самую гущу колонии муравьев.

Да и пересечение самой оживленной улицы в городе тоже далеко не пикник. Я бежал вприпрыжку, постоянно озираясь, точно перепуганный бельчонок.

И вот теперь я стоял перед приемной доктора Хэйворда. Впереди меня ждало новое испытание — необходимо было как-то пройти через эти двери.

Мне пришлось долго ждать, пока из приемной не вышел человек нормального роста. Тогда я пулей влетел внутрь, прежде чем двери успели захлопнуться.

Я вошел в комнату ожидания, поднял глаза на кресла и кушетки. Пусто. Никто не ждал приема.

Где же мама и папа?