— Присоединяйтесь, — сказал он.

— Ты очень щедр с вином, за которое я плачу.

Ненри все еще злился, но, тем не менее, налил себе вина. Некоторое время все трое молча прихлебывали. Семеркет поднял голову и оглядел маленький дом.

— Я не собирался сюда возвращаться, — почти удивленно сказал он.

— Почему?

— Разве это не ясно? Я собирался умереть.

Старший брат не шевельнулся.

— Ты имеешь в виду, что устал колотить целыми часами в ворота дома Найи, позоря себя и свою семью?

Он ожидал, что его Семеркетом овладеет один из обычных приступов темной ярости, и со страхом ожидал взрыва. Но тот просто ответил:

— Да. Теперь с этим покончено.

Ненри саркастически хмыкнул.

— И какому чуду мы обязаны этой перемене?

Семеркет медленно выдохнул, и слова его прозвучали тоже, как долгий вздох.

— Она беременна ребенком Накхта. Ты это знал?

Ненри потрясенно повернулся к брату. Вся враждебность была забыта, его немедленно охватило раскаяние.

— Ох, Кетти!

Писец придвинулся к брату. Теперь его лицо было всего в нескольких дюймах от лица Семеркета.

— Как ты узнал? Кто тебе рассказал?

— Она сказала сама.

— Когда?

— Не помню. Во время праздника Осириса, думаю. Она взяла меня за руку. И я почувствовал, как он шевельнулся…

— Когда это должно произойти?

— Не знаю. Через три месяца? Через четыре?

— Кетти, мне так жаль. И вправду жаль.

Семеркет повернулся лицом к стене.

— Мне не надо жалости. Только не от тебя.

— Тебя жалеет тот, кто знает, каково это — потерять сына.

Еще никогда Семеркет не слышал от брата слов, настолько похожих на признание своей ошибки. Глаза его начали жечь слезы, он сморгнул их и резко вытер лицо тыльной стороной руки.

— Почему ты пришел именно сегодня? — простонал он. — Почему не дал мне просто умереть?

Ненри поднял голову.

— Я пришел потому, что нашел для тебя работу. Мы с женой подумали, что если бы тебе было чем себя занять, ты бы про все забыл.

Семеркет мрачно вздохнул.

— Про все?!.

Писец настойчиво и все более возбужденно продолжал:

— Вообще-то, готов поспорить: когда ты услышишь, что это за работа, ты оставишь ужасную идею загнать себя пьянством в ближайшую гробницу. А самое лучшее — ты единственный, кто годится для этой работы.

Слуга принес второй кувшин вина. То ли благодаря этому второму кувшину, то ли оттого, что Семеркет достиг в своей жизни самой низшей точки, когда больше нечего терять, он без жалоб выслушал рассказ брата.

Ненри рассказал об убийстве жрицы, о том, как дело случайно подпало в ведение сразу двух градоправителей, о том, что сам министр отдал предпочтение Семеркету перед всеми остальными, поручив ему расследование убийства — благодаря заступничеству Ненри, конечно. А самое лучшее, заверил писец, — это то, что министр Тох выбрал Семеркета из-за его упорного характера. Тем более, он не состоит ни у кого в подчинении. Младший брат — единственный, кто мог расследовать дело, потому что всех презирает.

Когда старший брат умолк, Семеркет лежал так тихо, что Ненри испугался — не умер ли он во время речи. Но тут же увидел, как младший моргнул, после чего произнес слова, в которых заключался именно тот ответ, который был нужен:

— Так ты говоришь, что жрицу нашли на берегу реки?..

* * *

— Нет! — закричала Меритра на десятника работников. — Самое важное — в том, что тростник уравновешивает лотос. Ты что, такой тупой, что сам не видишь?

Десятник стоял по пояс в пруду с лотосами, сжимая пучок папируса, с которого капала вода. За последние дни пруд тщательно очистили от мочи и наполнили водой заново. Меритра потратила много меди на базарах, покупая растения, привезенные из дельты Нила, а заодно — и новых рыбок.

Медленно зашагав по пруду с тростником в руке, десятник остановился, поколебался и вопросительно посмотрел на госпожу.

— Да… Вот именно тут его и посади!

Ее мужа уже две ночи не было дома. Ненри сказал только, что его миссия имеет какое-то отношение к его пьянице-брату. С тех пор не пришло никакой весточки. Это устраивало Меритру: ее не интересовало, ни где находится муж, ни когда он вернется.

Ее служанка, Кеея, стояла рядом с ней во дворе. Она была некрасивой девушкой (Меритра терпеть не могла хорошеньких), и сонно вздыхала и зевала, держа горшок с дорогими рыбками, похожими на самоцветы. Поскольку она была родом из города, где по религиозным причинам запрещалось есть рыбу, ее не на шутку пугали задыхающиеся и разевающие рты создания.

Меритра заметила: несмотря на ранний час, девушка ухитрилась нарумянить щеки, подвести глаза краской и привесить к ушам длинные мерцающие сережки с голубыми фаянсовыми бусинами. Кеея знала, что некрасива, но всеми силами старалась поправить дело косметикой и украшениями, какими бы дешевыми они ни были.

Мерцание бусин Кееи в переливающемся свете беспрестанно раздражало и отвлекало Меритру. Стиснув зубы, госпожа заставила себя не обращать внимания на голубые вспышки, которые видела краем глаза.

Десятник нагнулся, чтобы посадить еще один пучок зеленых ростков. К несчастью, он стукнулся задом о каменный край пруда, и нырнул вперед, из-за чего Кеею с головой окатила вода. Девушка уронила горшок на камни двора. Он разбился, рыбки заскользили по плитам, корчась, трепыхаясь и быстро угасая прямо у ног жены Ненри. Уже второй раз за неделю рыбки погибали по вине слуг!

— Меня окружают слабоумные, — сказала Меритра сквозь стиснутые зубы.

Ее заглушил пронзительный вопль Кееи.

— Посмотрите на мое платье! — завизжала она. — Оно пропало!

— Твое платье?! — вскипела Меритра. — А как насчет моих рыбок, маленькая шлюха?! Ты их всех погубила!!!

— Я не виновата, госпожа! Вы же видели, что он сделал!

— Клянусь, ты за них заплатишь. Я вычту их стоимость из твоего жалованья.

— Но вы не можете винить меня в том, что случилось!

Меритра быстро подошла к девушке и сильно ударила ее по лицу. Служанка взвыла еще громче.

— Я не буду за них платить! Не буду! — упрямо кричала Кеея в паузах между пощечинами, решительно мотая головой. Голубые бусины мерцали на солнце, как крылышки жуков.

Госпожа хотела всего лишь оттаскать девушку за волосы — и только-то. Но, потянувшись к ней, почувствовала под пальцами что-то холодное и металлическое. Потом услышала утешительный звук рвущейся плоти.