— Благодарю вас. — Она глубоко вздохнула и высвободила руку. — К сожалению, я должна отказаться.

— Отказаться? — Он непонимающе смотрел на нее, словно она говорила на иностранном языке. — Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, — она чинно сложила руки, — если я не ошибаюсь относительно значения этого слова, я хочу сказать нет.

— Нет?

— Нет. — Она обезоруживающе улыбнулась. — Но я ценю ваше предложение.

— Вы, мисс Таунсенд, можете сколько угодно ценить его, но, вероятно, вы не совсем меня поняли.

Он прищурился, и по спине у нее пробежала дрожь от предчувствия чего-то дурного. Лицо у него стало серьезным, он возвышался над ней и казался теперь довольно опасным и — как ни странно — более привлекательным.

— Я не предлагаю вам незаконный договор, равно как и временную связь. Я предлагаю вам мое имя, титул, состояние и собственность. То есть я предлагаю вам будущее.

— Почему? — спросила она.

— Из-за договора, заключенного нашими отцами, вот почему. Они поставили свои условия, и условия эти нужно выполнить. Мой отец дал слово, и у меня нет другого выбора, кроме как отнестись к нему с уважением и покориться.

— Как это лестно.

— Очевидно, я неточно выразился. Кажется, я сегодня то и дело выражаюсь неточно. — Он вздохнул. — Я хочу покориться. Очень хочу.

— Неужели? Вы хотите жениться на девушке, которую не знаете? Как странно.

Он оставил эти слова без ответа.

— Тем не менее…

— Ваше чувство чести впечатляет, милорд. Но каковы бы ни были ваши чувства, я не считаю себя обязанной покоряться соглашению, сделанному без моего согласия. Однако приветствую ваше желание так поступить. — Она улыбнулась, словно отпуская его. — А теперь вы можете считать, что ваш долг перед нашими отцами выполнен, и можете спокойно возвращаться к вашей жизни. Всего хорошего.

Гвен кивнула и направилась к двери, чувствуя разом облегчение и некоторое разочарование. Нет, конечно, ей вовсе не хочется выходить за него. Она ведь никогда не встречала этого человека. Но все же, если не считать предложения Альберта, сделанного для очистки совести, она никогда еще не получала предложения вступить в брак и вряд ли получит. И потом, несмотря на надменность, манеры и внешность графа оказались куда более приятными, чем она ожидала. От человека, который сам не в состоянии найти себе жену, она ожидала совсем другого.

Она подошла к двери и обернулась. Он все еще стоял на том же месте.

— Милорд, — она жестом указала на открытую дверь, — полагаю, наш разговор закончен.

— Напротив, мисс Таунсенд, наш разговор только-только начался, — кротко проговорил он.

— Не вижу, о чем еще нам говорить. Вы задали мне вопрос. Я ответила. Стало быть, — она снова повторила свой жест более подчеркнуто, — всего хорошего.

— Несколько минут назад я думал, что этот день действительно оказался хорошим. Теперь вижу, что ошибся.

Он прошел мимо нее к двери и плотно закрыл.

— Что это вы делаете? — Гвен выпрямилась и посмотрела на него, твердо решив не сходить с места, пусть даже она оказалась слишком близко от этого человека. — Немедленно откройте дверь. Совершенно неприлично, чтобы мы…

— Странно слышать такое возражение от девушки, которая одна ходит по Лондону.

— Разумеется, я не… — Она замолчала. — Если вы говорите о нашей встрече на лестнице, то внизу меня ждал экипаж. А значит, я не хожу одна.

— Когда мы столкнулись, с вами никого не было. — Эти колкие слова противоречили его небрежной манере говорить. С преувеличенным любопытством он принялся рассматривать женственную гостиную мадам. — Сколько бы там карет вас ни поджидало, ваше поведение было неприличным. Даже скандальным.

— Я бы не назвала его скандальным. Я привыкла ходить одна.

— Вероятно, в Америке такое отсутствие приличий допускается, — холодно возразил он. — Но здесь — нет.

Ей захотелось огрызнуться.

— Мне кажется, это не имеет значения. Здесь меня никто не знает. Мой отец редко бывал в обществе и умер, когда я еще не начала выезжать. Я довольно долго прожила за пределами Англии, и в Лондоне о моем существовании известно лишь горстке людей. У меня нет ни семьи, ни положения в обществе, которые могли бы защитить меня.

— Но ведь скоро у вас все это будет, В качестве графини Пеннингтон у вас будут бесконечные светские обязанности, на вас ляжет определенная ответственность, и поэтому каждое ваше движение будут замечать и обсуждать. — Он взял в руку статуэтку противного мопса и стал ее рассматривать. — Вначале, разумеется, будет много любопытства по вашему адресу именно по той причине, о которой вы упомянули, — несмотря на ваше происхождение, вас действительно никто не знает. И друзья, и враги будут настороженно искать хотя бы намек на неприличие, хоть каплю неприличного поведения.

Некоторое время она смотрела на него, потом невольно рассмеялась.

— К вашему сведению, мое поведение всегда безупречно. И этим я горжусь. Однако если вы пытаетесь продолжить ваше ухаживание, это не лучший способ. И вряд это стоит таких усилий, поскольку у меня нет ни малейшего желания занять какое-то положение или…

— А семья? Неужели вам не хочется обзавестись своей семьей? Мужем и детьми?

Она тут же вспомнила о сестре, которую никогда не знача, и племянницах. Она еще не решила, как ей с ними поступить, если вообще как-то поступить, а что же до детей вообще…

— Я не слишком обожаю детей, и они тоже не любят меня.

— Ну, нам не понадобится целая куча, — сказал он с лучезарным видом. — Двух будет достаточно, естественно, мужского пола.

— Естественно. — Именно этого и следовало ожидать, в этом он ничем не отличался от любого мужчины с титулом. — И можно не сомневаться, они будут такими же упрямыми, как их отец. — Она скрестила руки на груди и окинула его изучающим взглядом. — Я отклонила ваше столь лестное предложение. Предложение, которое сняло бы с вас всякую ответственность в дальнейшем, как признает даже самый стойкий защитник тайных принципов чести. И все же вы настаиваете на уверенности, что наш брак возможен.

— Не просто возможен, — он сверкнул ослепительной улыбкой, — неизбежен.

— Не существует ничего неизбежного, милорд, кроме восхода и заката солнца, смены времен года и прочих природных явлений.

— А почему вы думаете, что наш союз не так же неизбежен, как природные явления? Что мы не так же обречены прожить жизнь вместе, как обречены звезды освещать ночное небо? Или как день обречен сменять ночь? — Его слова звучали так небрежно, словно он говорил о чем-то незначительном, но в глазах был интригующий блеск.

— Я вряд ли назову судьбой сговор между нашими отцами, имеющий целью продолжение нашего — в особенности вашего — рода. — Но все же мысль о том, что они предназначены друг другу, показалась ей удивительно приятной. Приятной и совершенно надуманной.