— Завтра начинай скупать все доли бизнеса Щербакова. Чтобы к концу этой праздничной недели он был банкротом, — вот и все. На терпение тоже есть лимит. Денис не дурак, поймет, откуда все идет, а если не поймет, нужные люди подскажут. И ему придется выслушать мое предложение по сотрудничеству.



PRO Диана

Первое января прошло для меня как в тумане. Проснулась с сухостью во рту, обнаружила на тумбочке поднос с завтраком. Кто-то предусмотрительно обо мне позаботился. Алкоголь — зло. В очередной раз убедилась, что пить я не умею и мне это не надо. Я помню, как вчера задавала совсем не уместные вопросы хозяину дома, но ужасно то, что я помню, как он прикасался ко мне. И мне это понравилось. Когда Адам меня оставил, я почему-то ждала его возвращения, хотя понимала абсурдность своего ожидания.

Еда вызывала отвращение, поэтому, выпив воды, отправилась на поиски хозяина, но мне милая женщина сообщила, что Адам Сулимович утром уехал по делам. Какие дела могут быть в первый день нового года? Логичный вопрос, на который мне не обязаны отвечать. Поэтому не стала задерживаться, узнала от той же женщины, что моя машина уже исправлена и ждёт меня в гараже. Покидала дом с чувством какого-то разочарования, словно чуда, которое ждала подсознательно, не случилось.

— О чем задумалась? — папа целует в макушку, присаживается на диван рядом.

— Я вчера отвозила венок Адаму. У него такой большой дом для одного…

— Тайсум? — заметно выпрямляется, лицо ожесточается. Появляется морщинка между бровями, высшая степень напряжения. — Удивлен, что пригласил к себе домой, обычно все встречи проходят на нейтральной территории. Закрытый человек, со своими скелетами.

— Он тебе не нравится? — я чувствую отцовскую неприязнь, не понимаю причину. Я сама в смятении от чувств, которые вызывает во мне этот мужчина, и тянет к нему невообразимо, и хочется убежать от него подальше, но вот скрытой агрессии нет. Папа явно настроен недружелюбно.

— Я бы предпочел держаться от него подальше.

— Почему? Если это не секрет.

— Скажем так, Диана, не все могут похвастаться безупречной репутацией. Были времена, когда бизнес отстаивали всеми способами, — за этими обтекаемыми фразами я понимаю намного больше, чем думает отец. — Так вот Тайсум был в числе тех, от кого мы защищались.

— Рэкетир? — смеюсь, вспомнив слово девяностых. — Неужели он твой ровесник?

— А почему ты им интересуешься? — подозрительно прищуривает глаза, не считая нужным отвечать на мои вопросы. — Ты его от силы видела два раза и уже такой интерес.

— У него в доме картины Моне, это говорит о том, что человек интересуется искусством, начитан, интеллектуально развит.

— Девочка моя, — смеется папа, ласково улыбнувшись. — Если в доме этого человека висят картины Моне, это совсем не означает, что он сможет его работы отличить от работ Мане. Так что не идеализируй людей, конкретно этого мужчину. И держись все же от него подальше. Хорошо?

— Да, папа, — улыбаюсь, опуская глаза. Легко сказать, держись подальше, а что делать, когда тянет? Тянет так, словно там центр притяжения. И его глаза все еще передо мной, а место на шее, куда он поцеловал, до сих пор ощущается жжение. Его запах по-прежнему у меня перед носом. Все так странно, необычно, никогда ранее таких противоречивых эмоций не испытывала ни к одному парню или мужчине.

— Сегодня вечером к нам придут Макаровы.

— Оу, — удивленно вскидываю брови. Что-то о Захаре мне совсем не хочется думать после нашего неудачного свидания. Папе, конечно, нет смысла рассказывать о поведении младшего Макарова.

— И Диан, — нежно берет мою руку, целует. — присмотрись к Захару более внимательнее. Я знаю, что раньше он тебе нравился.

— Это было так давно, детская влюбленность, — смеюсь, отводя глаза в сторону. — Мы с ним сейчас слишком разные. Он весь в тусовках, пробует вкус свободы от учебы и самостоятельности, а мне это не интересно. Я больше думаю о работе, хочу посидеть в кресле с хорошей книгой, послушать музыку, попить чаю.

— Работа никуда от тебя не убежит, а вот такой парень… — многозначительно делает паузу. — Подумай все же. Я не хочу прессинговать, но хочу вверить тебя надежным рукам.

— Да, папа.

— Я люблю тебя, малышка. Ты очень похожа на маму, такая же нежная, чуткая, ранимая. Я не хочу, чтобы ты обожглась в этой жизни, поэтому хочу оградить по максимум, — встает, чмокает меня в лоб, я улыбаюсь до тех пор, пока он не покидает комнату.

Оставшись одна, беру в руки телефон и вбиваю в «гугл» фамилию Адама. Присмотреться к Макарову — для папы это было бы идеально. Семья нам знакома, бизнесы одинаковы и ничего удивительного не случится, если капиталы сольются, закрепленные родственными узами. Только вот… Смотрю на фотографию в «гугле», вспоминаю горячее дыхание сзади себя и последующее томление между ног. Тянет меня к «запрету». Умом я услышала предупреждение, но не сердцем, оно готово рискнуть всем, что есть. Интуитивно чувствую, риск может быть не оправдан, меня могут уничтожить в этих отношениях, ибо никаких полумер мужчина с карими глазами не знает.

Листаю галерею фотографий. Да, на этих снимках он именно такой, какого его все видят со стороны: спокойный взгляд, который скрывает все свои эмоции, сжатые губы, улыбающиеся очень редко, но если видишь его улыбку — теряешься от бури внутри. Темные волосы, ни коротко и ни длинно подстрижены, мне нравится. Вздыхаю, вновь смотрю на губы, шея пылает от жара. Вновь вдоль позвоночника мурашки, а сердце сжимается, ноет. Этот человек действительно последний, на которого я должна была обратить внимание, но он единственный, который заставляет о себе думать, находясь вдалеке. Поднимаю руку, прикасаюсь пальцами к месту поцелуя, прикрываю глаза. Вчера я ощутила в воздухе, во взгляде карих глаз, горячих губах жгучее влечение, которое смешалось с воздухом. И ты им дышал, отравляя себя изнутри постыдными желаниями. Живот и сейчас наполняется томлением, свожу ноги. Не должно так быть… Не должно. Но почему-то поцелуи Захара никак не вспоминаются, а одно единственное прикосновение губ Адама все еще вызывает трепет. Наверное, мне все же стоит присмотреться к Захару по просьбе папы, попробовать еще раз с ним найти контакт, а о вчерашней новогодней ночи забыть.

* * *

— Ты очень красива сегодня, Диана, — Захар приветливо улыбается, я смущенно опускаю глаза. Нос у него все еще опухший. Опять яркой вспышкой вспоминаю руки Адама. Мотнув головой, принимаю протянутый букет белых роз.

— Спасибо, — благодарю за цветы, тут же отдавая их Лене, нашей молодой служанке, чтобы она поставила их в воду. — Как ты себя чувствуешь?

— Ты про это? — осторожно трогает нос, улыбается. — Хорошо, что не сломали. Вообще, я должен извиниться перед тобой, — зеленые глаза действительно смотрят виновато.

— Я не держу на тебя зла. Всякое бывает.