«Распутники» просуществовали десять месяцев. Группа распалась, даже не записав пластинки. Уэс был расстроен, но совершенно уверен в себе – сейчас другие группы выстроятся в очередь, чтобы предложить ему работать с ними.

Никаких предложений не поступило. Ни одного. В поисках места под солнцем он перебрался в Майами и стал работать барменом в ночном клубе, где познакомился с разведенной сорокадвухлетней шведкой, у нее были деньги, стальные бедра и начисто отсутствовало чувство юмора. Она продержала его возле себя три года, и это его вполне устраивало, тем более что он нашел общий язык с ее служанкой, крутобедрой пуэрториканкой.

Его связь с этим дуэтом закончилась, когда шведка решила снова связать себя супружескими узами, но в женихи определила не Уэса.

С неохотой он опять пошел в бармены, нашел место в большом отеле. Для человека, который не знает толком, чем заняться, работа неплохая.

Вики появилась в его жизни, когда меньше всего ему нужна была женщина без гроша за душой. Вики было двадцать лет, все очарование молодости было при ней. Не сойтись они просто не могли. До сих пор он никого в жизни не любил и теперь совершенно растерялся. Вики танцевала в одном из пышных гостиничных шоу, но зарабатывала, увы, еще меньше, чем он. Они жили в крохотной квартирке на берегу океана, и вскоре Вики начала отпускать зловещие намеки насчет женитьбы.

Семейные узы, неоплаченные счета и дети – свое будущее Уэс представлял иначе, поэтому он подгулял с лучшей подругой Вики и сделал так, чтобы от Вики это не укрылось. После чего он уехал и вернулся в Нью-Йорк, но вскоре выяснил – для него там слишком холодно, попутно успев сыграть небольшую роль в порновидео и быстренько отхватив за это тысячу долларов наличными.

Деньги он истратил на билет в Лос-Анджелес, там неподалеку от набережной снял обшарпанный домишко на две комнаты, стал подрабатывать на съемках статистом. Но скоро ему надоело ошиваться на съемочных площадках, и он вернулся к профессии бармена. Тусовочных точек в Голливуде великое множество, и в каждой такой точке есть бар. Он сменил несколько.

Однажды утром он проснулся и обнаружил, что ему исполнилось тридцать три года.

К счастью для Уэса, проснулся он не в собственной постели – иначе в припадке депрессии он мог бы покончить жизнь самоубийством. Он попытался нашарить сигареты, огляделся, и тысячи иголочек безжалостно закололи в висках. Интересно, где это он?

На ночном столике, рядом с розовым телефоном и узорчатой подставкой для гигиенических салфеток, стоял стакан, до половины наполненный виски. Тут были также дешевый пластмассовый будильник и заваленная окурками пепельница в форме совы.

Да, на золотую жилу он снова не наткнулся. Вот уже сколько лет он искал себе еще одну такую шведку. Быть на содержании у женщины – такой ни к чему не обязывающий стиль жизни очень ему импонировал.

Громко зевнув, он сел. С полки на него смотрело чучело рыжего кота.

– Доброе утро, – дружелюбно поприветствовал он кота.

Черт! То ли у него разыгралось воображение, то ли кот ему подмигнул.

Да. Слишком много ночных загулов, слишком много женщин с трудной судьбой.

В маленькой спальне было душно. Кондиционера нет – увы. Удача явно не хотела с ним дружить.

– Кто-нибудь есть? – позвал он, и тотчас появилась приютившая его дама – пухлая блондинка со спутанными волосами, подсохшим гримом и силоксановыми грудями, которые проглядывали сквозь пеньюар из полиэстера.

– Я уж думала, ты никогда не проснешься. Вырубился мгновенно, еще быстрее, чем бывало мой старик.

Он мог поклясться, что видит ее впервые в жизни. Если он оказал ей такую честь, что воткнул в нее свой болт, значит, он здорово надрался.

– Я тебя знаю? – спросил он.

Она оценивающе поглядела на него.

– По крайней мере, у тебя встает, а у него, когда он от меня сбежал, сил на это уже не хватало. Нынче импотентов развелось – уму непостижимо.

– Правда? – он затянулся сигаретой, попытавшись изобразить удивление.

– Какие шутки, котик. – Она взбила волосы, окинула его долгим тягучим взглядом. – Мне через полчаса надо на работе быть… Да черт с ним, подождут – если, конечно, ты не спешишь.

Не-ет, он готов идти по горячим углям до самого Нью-Йорка, только не это. С этим пьянством надо кончать.

Она начала высвобождаться из пеньюара. Под ним был красный чулочный пояс, красные в рисунок чулки – и больше ничего. Ее колючие черные заросли кустились до самого Китая. Могла бы как-то причесаться.

– Вообще-то с удовольствием, – сказал он, приподняв простыню и кинув взгляд на своей пенис – заряженный, но только для того, чтобы сходить в туалет.

– По-моему, полный порядок, – вожделенно откликнулась она.

– Я просто проверить, – сказал он.

– Зачем?

– Понимаешь, у меня хронический лишай. Врач говорит, что он не заразный, только когда воспаление. Но, чтобы никого ничем не наградить, я предпочитаю за ним приглядывать.

Она застыла.

– Ах ты шваль! – Она быстро напялила на себя пеньюар, жировые валики тряслись от негодования. – Вон из моей постели и катись отсюда.

– Да он сейчас не передается, – запротестовал он.

– Проваливай, гнусная рожа.

Она отвернулась, пока он натягивал штаны и рубашку. Больше она не проронила ни слова, и выйдя из ее дома, он обнаружил, что находится в Вэлли. Как же он в таком невменяемом состоянии мог добраться до Вэлли?

К счастью, его машина была тут же. Старый «Линкольн», который он выиграл в покер. Иногда ему фартило.

Остановившись у кофейни на бульваре Вентура, он прошел прямо в туалет. Посмотрел на свое отражение в зеркале над треснувшей раковиной и поздравил себя с днем рождения. На стене кто-то нацарапал: МАМА СДЕЛАЛА ИЗ МЕНЯ ГОМОСЕКСУАЛИСТА, а ниже кто-то другой подписал: А ИЗ МЕНЯ НЕ СДЕЛАЕТ?

Наклонившись к зеркалу, он увидел на лице следы времени и чрезмерных возлияний. Небритый, с похмелья, глаза выцветшие… да, видок что надо. Ничего, все можно смыть. Когда он жил со шведкой, выглядел он вполне прилично, тут сомнений нет. Конечно, когда тебе делают маникюр, да массаж, да маску на лицо, покупают шикарные шмотки, тут любой будет выглядеть прилично. Но жизнь со шведкой закончилась несколько лет назад. Он часто вспоминал с тоской ее стальные бедра – и ее деньги.

Но если задаться целью, он и сейчас любую бабу уложит. Ну, почти любую. У него были длинные темные волосы, правильные черты лица, немножко портили впечатление сломанный во время потасовки в баре нос да дюймовый шрам под левой бровью – результат беседы с Вики при расставании. Глаза были цвета свежих водорослей, и хотя он не занимался физическими упражнениями и прочей подобной ерундой, его пять футов и одиннадцать дюймов были в должной форме, плюс-минус несколько фунтов.