Не хватало, чтобы Маноло и Санти подслушивали этот разговор!

— Сколько часов назад мы впервые увидели друг друга? — Пенелопа посмотрела в его зеленые глаза, опустила взгляд на бородку и тонкие усики. — Около десяти, ну чуть-чуть побольше... Ты мне сразу понравился. Возможно, я заблуждаюсь, ведь практически тебя не знаю, но ты не такой, как твои друзья. Ты настоящий... Почему-то мне хочется прижаться к тебе... нет... мне ужасно хочется, чтобы ты меня прижал к своей груди. Когда ты смотришь на меня, я чувствую, как все остальные мгновенно пропадают, остаешься только ты один... Я говорю тебе это для того, чтобы потом не жалеть всю жизнь, что не сказала. Знаю, ты ничего не понял. Попробуй прочитать все, в чем я тебе открылась, в моих глазах... — Пенелопа закончила и поняла, что на самом деле не в силах посмотреть на Джеймса, и лукаво и смущенно улыбнувшись, побежала прочь с кормы.

— Ты куда? — крикнул ее Джеймс. — Господи, о чем ты говорила?

— Она рассказывала о своем поселке в Маглеусе, — ответил Жозе, выходя из своей каюты. — Погода хорошая... Решил покурить на корме, а тут встретил вас и решил, что не стоит мешать.

— Да бросьте, Жозе! — Джеймс тоже достал из кармана брюк пачку сигарет и прикурил. — Значит, Пенелопа не говорит на английском?

— Нет, — ответил Жозе.

— А на французском? — поинтересовался Джеймс.

— И на французском не говорит. Только на своем родном испанском.

— Тогда, Жозе, расскажите, о чем поведала мне Пенелопа?

— Она живет со своей семьей в небольшом домике на побережье Коста-Дорада. Теплый соленый ветер разгоняет цветочный аромат по улицам, залетает в каждый дом через распахнутое настежь окно, колышет занавески, впитывает в себя аппетитный запах кордовского мяса или «бандерильоса» и улетает в оливковые рощи, чтобы вдоволь наиграться с серебристо-зелеными листьями деревьев. Маглеус — удивительное место. Я сам там родился и вырос. Иногда в долгом плавании я скучаю по дому. Потому как второго Маглеуса нет на земном шаре...

— Спасибо, Жозе, за рассказ. Я обязательно когда-нибудь побываю в Маглеусе. А теперь я пойду отдыхать в свою каюту. Завтра схожу в Сижане, предстоит подготовить документы для предстоящей сделки... Ну ладно, приятной ночи! — Джеймс пожал руку Жозе и направился к трапу.

Лежа в своей кровати, Пенелопа чувствовала, как яхту подбрасывает на волнах.

Усилился ветер, подумала она и закрыла глаза. Как в колыбели... Не хватает только приятного голоса матери и бутылочки теплого молока. Никогда не забыть ее руки - нежные, горячие, ловкие...

Пенелопа вспомнила колокольчики, висевшие над кроваткой, - сначала над крошкой Сильвией, потом над постелькой Пенелопы, а десять лет назад над Изой. Колокольчики, привязанные цветными ленточками к проволочному каркасу, сделал дед Пако. На базаре он купил пять колокольчиков, отпорол оборки у старых платьев Терезы, за что, правда, очень сильно получил, и привязал ими колокольчики на проволоку. Получилось красиво!

Пенелопа вспомнила, как теплый ветер, врывающийся в комнатку, начинал крутить проволочный каркас, и колокольчики устраивали перезвон, тонкий и звонкий... как голоса ангелов, так говорила Тереза Карденья.

Пенелопа открыла глаза оттого, что в каюте раздаваласьлриглушенная трель.

Что это? Она прислушалась — звуки доносились из соседней каюты.

Чуть позже она услышала мужской голос, который ответил «Алло». Значит, это телефон, догадалась Пенелопа. Но чья соседняя каюта?

Пенелопа приложила ухо к стене. Голос был очень знакомым. Конечно, это каюта Джеймса Гранта!

Пенелопа провела ладонью по стене, обитой бежевой панелью, и закрыла глаза, представляя, что делает ее сосед.

Подойдя к иллюминатору, она увидела, что свет в соседней каюте еще горит, а на темное море ложится тень Джеймса. Вот он расхаживает по комнате, потом наклоняется, видимо ищет что-то в чемодане, вот подходит к иллюминатору. Он так близко... на расстоянии вытянутой руки...

Нельзя... — сказала себе Пенелопа. Нельзя о нем думать! Запрещено! Во благо себе же!

Пенелопа еще долго простояла у иллюминатора. Она смотрела на дрожащую лунную тропу. Она прислушивалась к голосам и шорохам в соседней каюте, но, к счастью или сожалению, ничего больше не услышала.

Сколько прошло времени? Который час? Пенелопе было все равно. Она встала с кушетки и направилась на кухню, выпить перед сном теплого молока.

На палубе было тихо, не играла музыка в кают-компании, там даже свет не горел, пустовала рулевая рубка, также никого не оказалось и на кухне.

Укутавшись в теплую вязаную кофту, Пенелопа открыла холодильник и достала пластиковую бутылку. Налив в небольшой ковш молоко, Пенелопа поставила его на плиту.

— Эх, Маноло! - Пенелопа укоризненно покачала головой. Его черед было дежурить, а он смотался, оставив горы грязной посуды. Все равно сон не приходит, хоть заняться делом...

Засучив рукава, она принялась мыть посуду: тарелки, плоские и глубокие, соусницы, пиалы, бокалы и стаканы, кружки, чайник, а также вилки, ложки и ножи.

Ну, Маноло! Завтра ты получишь! Ой, как получишь! — злилась Пенелопа на парня.

— Почему ты не спишь? — послышался мужской голос.

Пенелопа повернулась, увидела Джеймса и, растерявшись, уронила кружку, отколов у нее ручку.

— Ой! — воскликнула Пенелопа.

— Прости, что напугал. Что-то не спится...

Пенелопа взглянула на Джеймса. Он был в одних шортах... Рельефный торс без единого волоска на груди, на которой висел небольшой круглый медальон, сильные мускулистые руки...

— Молоко! У тебя закипело молоко! — Джеймс показал на плиту.

Пенелопа встрепенулась и сняла ковш с горелки.

— Вместо слегка подогретого получилось кипяченое молоко! - Пенелопа расстроенно покачала головой, поставила ковш на разделочный стол и принялась домывать посуду.

Джеймс подошел к ней так близко, что она могла слышать его отрывистое дыхание. Пенелопа подняла глаза и увидела его губы, сочные, алые... Глаза Джеймса, казалось, пытались запомнить лицо девушки. Он смотрел то на ее губы, то ей в глаза, то на носик с крохотными веснушками.

— Стакан... Я хочу взять стакан... - Джеймс провел своей ладонью по влажной руке Пенелопы и, разжав ей пальцы, взял у нее стакан.

Подойдя к графину, он плеснул в стакан сока и большими глотками выпил его.

В эту секунду яхту подбросило на волне, и Джеймс, пошатнувшись, выпустил графин из рук.

— Я сама все уберу! - Пенелопа бросила вилку в раковину и подбежала к Джеймсу, который принялся собирать осколки графина.

— Черт! — воскликнул он, когда взял очередной осколок стекла.

Пенелопа схватила его ладонь и увидела, как из указательного пальца левой руки выступают капельки крови.