Бесчувственные идиоты! Лапа им, видите ли, нужна позарез…

Наткет нахмурился — Лапа же осталась дома у Корнелия. И если он не поторопится, стервятники из социальной службы утащат ее в свои норы, хотя им она и даром не нужна. Перед глазами живо встала картинка социального работника, развалившегося на груде барахла, точно дракон Фафнир на горе золота. Так ведь полжизни уйдет на поиски логова и соответствующих справок. А у Наткета не было желания превращаться в Беовульфа на полях бюрократии.

Наспех одевшись, он выскочил из дома.

— Такси!

Вынырнув со второго ряда, машина устремилась к нему, словно голодная чайка за сухарем. Но стоило шагнуть навстречу, как автомобиль резко прибавил ходу. Колеса взвыли, цепляясь за асфальт. Наткет попятился, задел поребрик и, не удержав равновесия, сел на тротуар. Такси пронеслось мимо, чудом не проехав по ногам. На мгновение Наткет успел заметить игрушечного слоника, мелькнувшего за бликами на лобовом стекле.

Мотаясь из стороны в сторону, такси унеслось вниз по улице. Наткет так и остался сидеть с открытым ртом. К нему поспешил какой-то сердобольный прохожий.

— Вы в порядке? Вас не задели? Запомнили номер?

Взяв под локоть, Наткета потянули вверх, собираясь поставить на ноги. Едва ли ему этого хотелось. Он попытался освободить руку, но прохожий не унимался.

— Совсем обнаглели. Среди бела дня…

Его снова попытались поднять. Приковыляла дамочка за шестьдесят, вереща про то, что записала номер и готова идти в суд.

— Вы его не трогайте, — посоветовала она. — Неужели не видите — у него шок! Надо вызывать скорую…

— Не надо, — поспешил сказать Наткет. — Со мной все в порядке.

Освободив руку, он поднялся. Чересчур резко: голова закружилась, пред глазами поплыли цветные круги. Видя, что Наткет зашатался, прохожий схватил его за плечи.

— Лучше присядьте.

На лицо была явная непоследовательность — секунду назад его ставили на ноги, а теперь — «присядьте». Вселенная прошла еще пол-оборота и остановилась. Лишь покачивались дома на противоположной стороне улицы. Наткет списал это на подземные толчки.

— Со мной все в порядке, — повторил он. — Не стоит беспокоиться.

Наткет выдавил из себя жизнерадостную улыбку.

— Даже не ушибся, — сказал он. — Повезло-то как, а?

— Да, наверное…

— Я вообще очень везучий, — продолжал Наткет. — Спасибо за заботу, но, пожалуй, я пойду. Опаздываю, дела…

Прохожий недоверчиво хмурился. Уголки губ дергались.

— Кстати, наверное, вы не заметили… Вы надели разные ботинки.

— Я знаю, — усмехнулся Наткет, на этот раз искренне. — Всего хорошего.

Оставив прохожего в полном недоумении, он поспешил вниз по улице.

Трюку с ботинками Наткета научил отец.

— Тут такое дело, — объяснял Честер. — Обувь — она как лицо человека. Люди первым делом обращают внимание на ботинки, потому что стесняются смотреть глаза. Ничего не поделаешь — психология… Первое же впечатление оно всегда самое сильное. А теперь представь: посмотрит кто, а у тебя на одной ноге сапог, на другой калоша. От этого люди теряются. Что это? Новая мода? Или ты не заметил? Но нельзя же не заметить, что на ногах разная обувь. А вдруг это какое-то тайное общество? В итоге от всех социальных, там, физических или еще каких различий не остается и следа. Правда, возможно, тебя сочтут круглым идиотом, но это тоже неплохо — ты-то знаешь, что это не так…

Конечно, до таких крайностей, как сапог и калоша, Наткет не доходил. Но всегда покупал две пары обуви одного фасона, но разного цвета. На этот раз это были кроссовки: зеленая и оранжевая. Сочетание практически беспроигрышное. Такую комбинацию сложно не заметить и с отведенной ролью кроссовки справлялись превосходно.

Дойдя до угла, Наткет остановился у почтовой тумбы, вспомнив о письмах Корнелия. Чуть не забыл из-за проклятого такси. Он затолкал в узкую щель сразу три конверта; железная крышка клацнула, точно пасть акулы. Наткет вздрогнул.

Нет, так нельзя. Это же последние письма друга, письма близким ему людям, и новых они не получат. Так грубо заталкивать их в ящик не честно. Должна быть какая-то торжественность. Следующее письмо он опустил бережно, и, как ему показалось, уважительно. Прочитал шепотом адрес. Старик бы оценил, хотя и сказал бы: «Не кривляйся».

Звоночек зазвонил, когда он опускал последнее письмо. Пронзительно — мелькнул на краю сознания и разразился набатом. Быть не может! Рука рефлекторно рванулось вслед за письмом, едва успев перехватить конверт. Удалось лишь изнутри прижать его кончиками пальцев к железной стенке. Ладони разом вспотели, гладкий глянец бумаги предательски заскользил. Кожа на костяшках была содрана и саднила.

Наткет развернул кисть и немного подтянул письмо по стенке. Задача не из легких — по шершавому и проржавевшему металлу письмо еле двигалось, не то что в пальцах. Краска по краю щели облупилась, в кожу впивались острые заусеницы. Наткет, как мог, отвел большой палец в сторону, выиграв таким образом жалкие миллиметры. Теперь аккуратно подтянуть, чтобы перехватить средним и указательным…

У тумбы остановилась похожая на мартышку старушка, прижимая к груди пухлый коричневый конверт. Как всегда: именно сегодня, именно сейчас.

— Забыл наклеить марку, — глупо улыбаясь, объяснил Наткет.

Старушка рассеянно кивнула, не спуская глаз с его обуви. Секунд десять у него есть.

Расчет шел на доли миллиметра. Наткет прекрасно понимал: одно неловкое движение — и письмо безвозвратно будет утеряно. Не взламывать же почтовый ящик? Да и как? Конверт поднялся еще на пару микрон.

Покончив с кроссовками, старушка обратила внимание на самого Наткета и вдруг с пугающей безаппеляционностью заявила:

— Вы воруете письма!

— Что вы! — возмутился Наткет. — Я не наклеил марку… Там важные документы.

— Я-то думаю, чего это сын так редко пишет. Вот оно, оказывается, что!

Атмосфера накалялась. Наткет старался сохранить на лице вежливую улыбку, но старушка уже сделала выводы. Теперь щурилась, как Клинт Иствуд, решая, что ей стоит предпринять: звать полицию или самой разобраться с вором? Наткета категорически не устраивали оба варианта.

— Важные документы… — протянул Наткет, особо не надеясь ее убедить. «Важные документы» не сочетались с разными кроссовками.

Ему удалось немного поднять конверт вдоль стенки. Осторожно убрав указательный палец, он отогнул угол письма. От этого маневра конверт чуть не выпал. Чаще надо есть палочками. С виска на щеку приползла противная, щекочущая капелька.

— Вы только посмотрите на него, — заводилась старуха. — Хоть бы бровью повел! Так нет — стоит, будто так и надо!

По улице спешила давешняя дамочка. Лицо пылало праведным гневом — она еще не отчаялась попасть в суд. Кто будет потерпевшим, кто подсудимым — особой роли не играло, свидетельских показаний хватило бы на всех.