взялся? – скептически хмыкает комстанции. – Почему переметнулся? Арес ведь у нас элитные контрдиверсанты. Как же ты просочился в их стройные ряды?

Неужели повёлся? Подхожу поближе, перехожу на доверительно–подобострастный тон.

– Папка мой при Содружестве серьёзный человек был, бизнесмен. Аптеки держал, магазины, даже пару борделей. В кризис ещё больше разбогател, потому что умный был, а не быдлан какой подзаборный. А потом коммуняки пришли и все у нас отобрали. Папку в тюрьму, он там вскорости помер, мамка с новым хахалем сбежала. Меня в детдом, а я удрал и к банде прибился. Так эти сволочи меня отловили – и в спецшколу. Ну, я и наврал с три короба про своё прошлое, мол, из рабочей семьи. Они поверили, тогда ведь бардак полный был. Потом в курсанты подался, там хоть жрать можно было от пуза. Ну и сложа руки не сидел, искал выходы на ваших. Чтобы, значит, помочь красных скинуть когда случай представится. Постепенно нашёл, стал информацию сливать. А сейчас вот поручили отряд вам сдать, чтобы из оборота вывести и фронт ослабить. Ну, я и сдал.

– Складно рассказываешь, только проверить трудно, – недоверчиво протянул комстанции. – Кому ты информацию сливал, от кого приказы получал? Имя куратора назови и должность, тогда, может быть, поверим.

Подхожу ещё ближе, пригибаюсь, шепчу заискивающе:

– Не могу, господин командующий, не велено. Он сказал – никому не говорить, даже своим. Человек большой, у коммуняк на хорошем счету. Если поймают – шкуру спустят. А потом и с меня.

– Уже не поймают, – ухмыльнулся предатель. – Ты же, говоришь, коды добыл? Вот и славно, значит, отвоевались краснорожие. Даже если ты врёшь и ничего не знаешь, один чёрт мы сеть почти ломанули. Хочешь, чтобы я тебе поверил и к стеночке не прислонил? Говори имя куратора, тогда и понятно станет – чьих ты будешь.

Мнусь, изображаю сомнения.

– Хорошо, но скажу только вам. А эти, – киваю на офицера и конвоира, – пусть выйдут. При них говорить не буду, шпионы не у нас одних есть.

Напряглись, переглядываются. Наконец, комстанции принимает решение.

– Выйди, – кивает он десантнику. Тот козыряет и исчезает за дверью, офицер остаётся.

– А этот? – показываю на него.

– Он присмотрит, чтобы ты глупостей не наделал.

Плохо. Офицер – противник сильный. Стоит, вражина, ни одного движения не упускает. Но шанс всё равно есть, надо только сократить дистанцию.

– Хорошо, я скажу, но так, чтобы он не слышал. На ухо.

Комстанции встаёт, подходит поближе и внезапно отвешивает мне смачную оплеуху.

– Ты что, падаль, играть со мной вздумал? На ухо ты мне скажешь, да?! Ты за кого меня принимаешь, за идиота? Да я тебя, гниду, прямо сейчас положу! – он выхватывает пистолет из кобуры, приставляя его мне ко лбу. – Так же, как и твоих придурков–бойцов, которые, как бараны, сами в руки нам пришли!

А вот про бойцов это он зря. И пистолетик не стоило так близко подносить. Знаем мы, что в таких случаях делать, отрабатывали до седьмого пота и кровавых мозолей. Краем глаза вижу, как напрягся и потянулся к кобуре офицер, но поздно. Молниеносным, плавным движением ухожу с линии выстрела, выкручиваю держащую пистолет руку и приставляю дуло к виску предателя, прикрываясь им, как щитом.

На всё ушло не больше полутора секунд. Офицер держит меня на мушке, но я старательно прикрываюсь телесами комстанции, благо он разожрался на казённых харчах. Что, съел, земной? Не у вас одних инструкторы хорошие были!

– Оружие на пол! – ору офицеру.

– Делай, что говорит, – хрипит комстанции.

Офицер кладёт ствол и медленно выпрямляется.

– Руки поднял и марш на выход, собака земная! Если кто зайдёт, я этого урода пристрелю на месте, понял?!

Он понял. Он медленно пятится к двери, столкнувшись с заглянувшим на крики охранником. Створка закрывается, и мы остаёмся одни.

– Ты что задумал, парень? – хрипит толстяк.

– Что я задумал? А может, решил тебя на месте порешить, за пацанов моих!

– Не дури. Моя смерть тебе ничего не даст, убьёшь меня и через секунду рядом ляжешь. Взлом это не остановит. Но у меня есть предложение.

– Засунь своё предложение…

– Погоди, сначала выслушай. Убить меня ты всегда успеешь.

Надо отдать ему должное, даже перед лицом смертельной опасности толстяк ведёт себя хладнокровно. Очень жаль, что он переметнулся, кадром комстанции явно был ценным. Что же его, интересно, заставило? Чем его купили?

– Говори, – рявкаю ему в ухо.

– Твои ребята живы. Я могу вас отпустить, дать личный шаттл. Летите к своим, там вы нужнее. Если хочешь – можешь отправить командованию сообщение, всё равно среагировать они не успеют. Наш флот на подходе, периметр вот-вот рухнет, и каждый солдат у вас будет на вес золота.

– Врёшь, гад, я сам слышал, как вы моих бойцов расстреливали! И видел кровь на стенке, к которой их по твоему приказу поставили!

– Ты ошибся, мы казнили пару человек из персонала, но твою группу не трогали. Не веришь – я могу показать.

Подходим к терминалу. Комстанции отдаёт голосовую команду, и я вижу на экране бойцов, сидящих по камерам. Что за чёрт?

– Откуда я знаю, что это не подделка?

– Я прикажу, чтобы их доставили сюда. Зачем мне врать? Как только ты заподозришь подвох, ты же меня сразу убьёшь! Послушай меня, мальчик. Здесь вы проиграли и можете только погибнуть. Берите шаттл и летите на Фарсиду. Там у вас есть шанс, пусть и призрачный. Здесь – нет.

Заманчиво, даже весьма. Собрать бойцов и рвануть на фронт, отправив отсюда сообщение. Ведь мы сделали всё, что могли! Но только вот неспокойно на душе. Снова встаёт перед глазами дед, снова слышу его слова: "Марс не сдаётся". А мы, значит, сдаёмся? Летим домой, поджав хвост и позволив ЭТИМ доделать своё чёрное дело? Что толку от нас на фронте, если отключатся защитные спутники, ослепнут и оглохнут орбитальные станции и башни противокосмической защиты? Если земные перещёлкают нас из космоса, как щенков?

Ну уж нет, воевать – так воевать. Моя жизнь сейчас значения не имеет. У Марса каждый боец на счету, и каждый должен драться до последнего. Так учили!

– Блокируй дверь!

Он подчиняется и активирует с терминала замок. Слышу щелчки. Стальная дверь кабинета, выпустив стержни, намертво застывает в пазах.

– Подключайся к реактору, – рычу я.

– Что? – не верит ушам комстанции. – Зачем это?

– Подключайся, тварь!

Обильно потея, он пробегается по клавиатуре побелевшими пальцами. На экране появляется схема реактора.

– Разгоняй до упора!

– Я… я не буду! Это же… он же… мы же…

Ага, проняло, слетел весь лоск. Ты,