Дурацкая, в общем, версия. Для плохого детектива. Слишком ситцево все получается. Олег тихонько вздохнул: командировка, похоже, обещала затянуться.

Сумерки уже сгустились, и окна кофейни Ли в полумраке светились весьма даже приманчиво. Сам Ли в белоснежной рубашке и бабочке опирался на стойку, излучая все ту же загадочную восточную улыбку. А за парой сдвинутых столиков обосновалась теплая компания — вероятно, те самые «наши». Из знакомых рож Олег отметил только Макса, Александра, давешнего молчуна-доктора и здоровяка Джорджа из И-группы.

Олегово приношение встретили с неподдельным восторгом, и все сразу задымили. Возник ритуал знакомств. Застенчивый плечистый блондин с породистым лицом оказался Яном, очкарик типа вечного студента — Питером, а борцовского сложения дама, чуть не раздавившая Олегу руку — Ольгой. Остальных Олег пока запоминать не стал.

Олег воткнулся на стул между Александром и Максом, предварительно заблокировав «слух». «Слушать» можно только один на один. Иначе… Олег как-то сразу после инициации, на третьем курсе Академии, попытался «послушать» компанию сокурсников — и оглох на неделю, причем в самом буквальном смысле.

Макс улыбнулся Олегу как старому знакомому:

— Ну вот тебе и вернисаж. Кстати, тут можешь говорить спокойно. Единственное место, которое не прослушивается.

— Почему?

— Ничейная земля, — пояснил Александр. — А потом, они Ли боятся.

— Страшный человек, да? — усмехнулся Олег. — Из вселенской Триады?

— Ну, насчет этого не знаю… А вот ведьмы к нему по ночам слетаются. На шабаш.

— А утром разлетаются в неглиже?

— В том-то и дело, что нет… Ладно, страшные истории потом порассказываем. Тебя не беспокоили?

— Можно сказать, что нет. А остальные ваши где?

— Георгий остался компьютер доламывать — «механик», однако. У этой братии руки сам знаешь, откуда растут. Помог бы ты ему ненавязчиво, что ли…

— Не вопрос. А Сабуро с Ханной?

— У них дела поинтересней.

— А-а…

— Вот и не «а-а…». Я на них епитимью наложил. Составление ежемесячного отчета называется.

— Суров ты, отец-командир, — хмыкнул Олег.

Александр воздел палец:

— Но справедлив! Дети малые, честное слово! Затеяли, придурки, бесконтакт вслепую — он на одном конце улицы, она на другом, а тут как раз один почтенный экземпляр шествует… Госпитализирован с порванным пиджаком и тяжелыми травмами самолюбия.

Олег кивнул, стараясь не слишком выпучивать глаза. Бесконтакт — вообще игрушка серьезная, органически включающая смертельные приемы. А тут, понимаешь ли, двое стажеров-несмышленышей, да вслепую, да еще случайного прохожего зацепляют… Не суров, получается, отец-командир, а наоборот сущий либертин и вольнодумец. Олег бы в такой ситуации прежде всего обоим участникам по ушам бы нашлепал, а потом — в угол, на горох…

— Слушай, а что это у вас всех через слово какие-то «экземпляры» мелькают?

Ответил Макс — с чертовски ехидной улыбочкой:

— Ну, с ними ты очень даже познакомишься. Кое с кем уже даже и познакомился. Они, знаешь, в принципе безобидные, но так раздражают…

Кое-кто из присутствующих тоже уже всерьез раздражает, подумал Олег. Но Джейн с другого конца стола подала голос:

— Вы, совесть-то имейте! Человек не ел с утра! — И перед Олегом возникла тарелка с какой-то мешаниной на китайский манер. Пахло, впрочем, недурственно, да и на вкус мешанина оказалась вполне и вполне.

Чтобы переключиться, Олег попытался — из чисто академического интереса, конечно — прикинуть, слил ли его присутствующим коллега Александр. С одной стороны, поступок вполне разумный: ему здесь жить и работать, а тут заявляется некий столичный, понимаете, хлыщ, весь такой в очках и в шляпе… Вообще-то здесь о профессиональной солидарности — или профессиональной ревности — и говорить-то не приходится. «Нюхачи» и «полевики» даже несмотря на одинаковую квалификацию — люди разных профессий. На стороне «нюхача» — преимущество свежего взгляда, на стороне «полевика» — кропотливо собранное знание… Могут ли ревновать друг дружку две стороны одной монеты?..

Повисшую в воздухе тишину Олег буквально шкурой почувствовал. Он поднял взгляд от тарелки за секунду до того, как в распахнувшуюся дверь вступил (именно вступил, не вошел!) усатый детинушка в лихо заломленном берете, в камуфляже с сержантской нашивкой на рукаве. Не пьяный, даже не навеселе. Этакий орел-гвардионец южного типа. Глядя поверх голов, прошествовал к стулу Джейн. Народ, что характерно, безмолвствовал.

Детинушка тем временем оперся одной рукой о спинку ее стула, другой о стол и заговорил тем нежно-повелительным тоном профессионального мачо, от которого у Олега всегда поднималась шерсть на загривке:

— Ну, почему не с нами? Договаривались же…

— Это ты договаривался, — отрезала Джейн, даже не глядя на него.

— Давай, давай, не капризничай, вставай и пойдем, — сержант попытался взять ее за локоть.

Народ по-прежнему безмолвствовал, на Олега подчеркнуто никто не глядел. Да в чем дело-то? — недоуменно подумал он. Боятся они его что ли, жиголо этого? Тот же Джордж этим красавчиком улицу подметет и не вспотеет…

Недоумение, впрочем, длилось недолго, уступая место иронии и веселой злости. Не глядят на него, как же!.. Постанова, к гадалке не ходи! Смотрины, значит, говорите? Хорошо, ребята, будут вам смотрины. По полной программе и с танцами под патефон.

Чувствуя привычное веселое бешенство, Олег тихонько отодвинул стул и двинулся к сержанту. Сейчас — он прекрасно знал это — надлежало забыть обо всем, в том числе и о «зрителях», и действовать как бог на душу положит. Никакого бесконтакта, строго напомнил он себе. Стадия короткой ритуальной перебранки, затем просто и тупо бить морду. Брачный танец маралов, блин поминальный!..

Подойдя к детинушке (ох и здоровый, зараза!), Олег осторожно тронул его за локоть:

— Прошу прощения, сержант…

Тот грузно распрямился, глядя на Олега, тоже, в общем, не маленького, сверху вниз:

— Да?

Голос Олега зазвучал очень вкрадчиво:

— Мне отчего-то кажется, что девушка не хочет с вами идти.

— А мне отчего-то кажется, что мы разберемся без участия всяких… гражданских.

Этот дуболом явно пер на скандал, что существенно облегчало задачу. Олег краешком сознания отметил, даже не запуская Волну, что с эмоциональным фоном сержанта что-то неправильно, но об этом можно было подумать позже. А сейчас голос его стал уж вовсе медовым:

— А вам не кажется, что прежде всего стоило бы спросить саму девушку, ефрейтор?

Детинушка пошел пятнами:

— Мне кажется, не твое это собачье дело! Она моя…