Когда-то в Пруссии было выражение: «Божий человек из Пёршкена». Так говорили, когда кто-то притворялся слишком праведным. А приписывают эту язвительную фразу пастору Иоганну Якобу фон Шёвену, служившему в кирхе Пёршкена — старейшей, между прочим, кирхе Пруссии — около двухсот лет назад. Однажды во время проповеди, ругая прихожан за недостаточное религиозное усердие, он заявил:

— Когда Господь в день Страшного Суда призовет меня к себе и спросит: «Божий человек из Пёршкена, где же мои овечки, которых я доверил тебе?», мне придется промолчать. И тогда Господь скажет: «Божий человек из Пёршкена, я дал тебе овечек, а ты привел мне быков!»

Говорят, при этом старый крестьянин Плог, предки которого хозяйствовали здесь еще со времен Ордена, громко ответил:

— Да, в нашей семье всегда были крепкие люди.

Между прочим, всякий, кто рассказывал этот анекдот, непременно добавлял историю о том, как однажды крепкие «божьи люди» из Пёршкена оконфузились. А было это так.

Как-то в Пёршкен забрели польские цыгане с медведем и вечером устроили представление. Медведь, которого цыгане держали на цепи, плясал и показывал фокусы, а пёршкенцы, бросив монетки в цыганскую шляпу, дивились этому, благоразумно расположившись поодаль. Медведи в те времена в Пруссии еще водились, и все знали, какой это сильный и опасный зверь.

Ночью цыгане ушли. А рано утром поселок разбудили вопли перепуганного пастуха:

— Медведь! Медведь! Цыгане забыли медведя!

Пёршкенцы, вооружившись, кто чем может — вилами, косами, мушкетонами, — смело окружили площадь у кирхи, где, по уверениям пастуха, спал оставленный цыганами медведь, но обнаружили только набитый всяким хламом большой мешок старьевщика, который тот потерял, проезжая вечером через площадь.

Это произошло в то время, когда герцог Альбрехт распустил Орден. Пруссия стала светским государством, а рыцари — помещиками. Для многих из них это оказалось тяжелым бременем. Монахи-воины, привычные более к мечу, чем к гусиным перьям, в одночасье превратились в хозяев поместий, которыми нужно было как-то управлять.

Владельцем леса у небольшого поселка Риппен, что возле Пёршкена, стал граф фон Шуленбург. Он был уже в том возрасте, когда трудно и вредно менять привычки. В имении он жил один, обособленно и скромно, не заводя себе ни жены, ни слуг. В друзьях у него были только лошадь Эвета да пес Трой, а единственной страстью графа стала забота о лесе. Ровно в шесть утра он появлялся в лесу и объезжал свои владения, ревностно следя, не свалил ли кто незрелое дерево, вовремя ли подсадили молодняк. И хотя спрашивал он с работников строго и часто штрафовал нерадивых, все же, говоря о Шуленбурге, люди всегда прибавляли: «Дай ему Бог здоровья!» Граф постоянно помогал, чем мог, не только своим людям, но и вольным крестьянам.

Вот так круглый год в любую погоду каждое утро фон Шуленбург на Эвете в сопровождении Троя объезжал лес. Но однажды в канун Рождества он не появился. Работники встревожились. Весь день они строили догадки: что могло заставить графа изменить своим привычкам? Послали гонца к нему в имение — хозяина там не было. Не приехал Шуленбург и следующим утром. Тогда люди принялись его искать. На одной из просек нашли всех троих — тело хозяина, а рядом трупы Эветы и Троя.

Никто так никогда и не узнал, что же там произошло. Графа похоронили у кирхи в Пёршкене, а животных закопали там же, где обнаружили, — в лесу. Каковы же были изумление и ужас лесорубов, когда на утро после похорон ровно в шесть утра они увидели, что их погребенный хозяин скачет по лесу на Эвете, а за ними бежит Трой. То же повторилось и на следующий день. Кто-то уже предложил подойти к всаднику и выяснить, в самом ли деле это граф или чья-то дурная шутка. Но смельчаков не находилось. При появлении призрака рабочих охватывал такой страх, что они роняли топоры.

Но однажды один из них все-таки отважился выйти к шести часам на просеку. Он дождался, когда фон Шуленбург поравнялся с ним, и спросил:

— Кто ты? Человек или призрак?

Всадник ответил, что он действительно их бывший господин, похороненный на кладбище в Пёршкене. Пожаловался, что там ему лежать плохо, он слишком привык к одиночеству в лесу. К тому же верных Эветы и Троя, бывших с ним до последней минуты, нет поблизости. И очень хотел граф, чтобы перезахоронили его на лесистом холме, где тихо звенит хвоей высокая сосна, а рядом положили лошадь и пса.

И хоть пастор Пёршкена был против обряда, который счел языческим, люди выполнили просьбу хозяина. А над могилой поставили серый валун со скромной надписью: «Граф фон Шуленбург».

Больше призрак в лесу не появлялся. Правда, еще долгие годы риппенские егеря и лесорубы каждое утро вглядывались в просветы между деревьями, как только время подходило к шести часам. Да еще крестьяне ходили к камню, под которым упокоился один из последних рыцарей Ордена, поверяя графу свои горести и заботы. Говорят, не было случая, чтобы тот не помог.