Не могу, Семен Михайлович, дать тебе людей, — ответил он и левой рукой провел по своей пышной светлой шевелюре, что он делал всегда, когда хотел сказать, что решение его непоколебимо. — Не пущу даже твоего брата Емельяна Михайловича.

Тогда я спрошу добровольцев.

Напрасно. У нас уговор: кто из отряда отлучится — тому расстрел.

Отряд Никифорова двинулся дальше в направлении Б. Ор- ловки, а наша группа в семь человек осталась в хуторе Козюрине. Решив ограничить свои действия скрытой разведкой, мы поставили себе целью, минуя разъезды и заставы белых, добраться до Платовской, выяснить обстановку в станице и наличие в ней белогвардейских сил.

Ночь наша группа провела в хуторе со всеми мерами предосторожности, а с рассветом 23 февраля двинулась в направлении калмыцкого поселения Шара-Булук. Не доезжая его примерно пяти километров, мы обнаружили разъезд белогвардейцев в составе тринадцати человек. Белые тоже заметили нас. Спешившись, они открыли огонь. Мы повернули на восток в направлении Платовской. Разъезд противника не преследовал нас. Продвинувшись километров двенадцать, мы вновь натолкнулись на белых. Противник нас обстрелял. Не приняв боя, мы уклонились несколько к северу.

К трем часам дня наша группа подъехала к небольшому хутору Тавричанскому. Посоветовавшись между собой, мы решили, что надо побывать на хуторе — покормить лошадей, да и разузнать обстановку. Въехав в хутор, мы заметили коней, привязанных к частоколу. Спрашиваем местных жителей: «Чьи это лошади?» Они отвечают: «Белогвардейцев». Оказалось, что в хуторе остановился разъезд белых казаков и юнкеров, человек пятнадцать, и все они разбрелись по домам и мародерствуют. Мы спешились, укрыли лошадей и без шума переловили белогвардейцев. В этом нам активно помогли жители хутора. За счет белогвардейцев бойцы, имевшие только винтовки, вооружились еще и шашками, а также пополнили свои скудные запасы патронов.

В хуторе Тавричанском нас ожидал еще один сюрприз: тут скрывались люди, бежавшие от белых из станицы Платовской. Услыхав, что в хутор ворвались красные и обезоружили белогвардейцев, они немедленно же явились к нам и стали упрашивать взять их в отряд. Мы согласились на это и распределили между новыми бойцами захваченных лошадей, оружие и боеприпасы. Бежавшие из Платовской рассказали, что в станице идет кровавая расправа белогвардейцев со сторонниками Советов: одни крестьяне уже расстреляны, другие ждут расстрела, станичное правление забито арестованными.

К вечеру наша группа, уже численностью в двадцать четыре человека, двинулась в направлении Платовской. Сделав по пути привал, мы обсудили создавшееся положение и решили сформировать отряд. Командиром отряда избрали меня, а заместителем моим — Н.К. Баранникова. Не доехав до станицы километров шесть, я остановил отряд в балке Малая Бургуста и предложил бойцам следующий план действий: с наступлением темноты двинуться в Платовскую, минуя дороги, на которых могут быть расставлены заставы белых, пробраться к станичному правлению, бесшумно истребить находящихся там белогвардейцев, освободить заключенных и, вооружив последних захваченным оружием, очистить станицу от противника. Бойцы одобрили мой план. Я предупредил всех, что мы идем на очень рискованное дело, так как не знаем сил противника; соблюдая все меры предосторожности, действовать надо смело и решительно; каждый должен драться храбро, не щадя себя; если же кто чувствует в себе неуверенность или, больше того, трусит, тому лучше не ходить с отрядом в налет. Все бойцы в один голос заявили, что готовы драться с белогвардейцами до самой смерти. Чувствовалось, что они говорили правду. У некоторых из них родные или близкие уже были схвачены белыми и, если еще не расстреляны, то ждали расстрела.

С наступлением темноты поднялся сильный ветер и заморосил холодный дождь. Мы продвигались к Платовской степным бездорожьем. Вот и наша родная станица. Лишь кое-где видны огоньки.

Слышны отдельные выстрелы и тревожный лай собак. Мы пересекли небольшую рощицу и вышли к станичному правлению.

Фонарь, раскачиваемый ветром, освещал вход в станичное правление и выстроенную возле него группу конных калмыков — человек двадцать пять. Всадники сердито покрикивали на коней и, защищаясь от порывистого ветра, пригибались к их гривам. У стены здания стояли две пушки и четыре станковых пулемета.

На наших глазах дверь станичного правления распахнулась. Выскочили два калмыка с плетьми в руках и прижались к косякам двери. Из станичного правления кто-то выталкивал связанных между собой людей. Ясно было, что этих людей гнали на расстрел. Стоявшие у двери калмыки злобно кричали на обреченных и били их плетьми.

Давай, давай! — кричал какой-то конный, вероятно, старший из конвоиров. — Гони эту сволочь к Куцой Балке!

Мне трудно было сдержать гнев своих товарищей, видевших, как зверствуют белобандиты.

Семен Михайлович, — прохрипел Федор Прасолов. — Командуй залп — чего ждешь?

Ни в коем случае! Шума не поднимать. Винтовки приготовить к бою, но не стрелять, а рубить шашками. «Ура* не кричать. Действовать только по моей команде.

Когда всех связанных веревками людей вывели из станичного правления, я вполголоса приказал своим бойцам: «Всем только рубить, а стрелять буду я*. В темноте, не замеченный белогвардейцами, я внезапно ворвался к ним в ряды и начал расстреливать их в упор. Бойцы молча навалились на противника и отчаянно рубили.

Наше нападение было для белых как снег на голову. Они начали метаться из стороны в сторону и всюду попадали под наши удары.

Связанным пленникам я крикнул: «Мы свои, красные! Хватайте, бейте всех этих подлецов, не давайте им уходить живыми!* В один миг они распутали веревки, которыми были связаны, и стали бить своих палачей чем попало.

С группой бойцов я бросился внутрь двора станичного правления, к казармам, имея в виду, что там могут быть белые. Действительно в казармах оказалась сотня расположившихся на ночлег белогвардейцев — калмыков. Они были захвачены нами врасплох. Пока мы и их обезоруживали, мой заместитель Баранников с остальными бойцами освободил всех заключенных. Их оказалось свыше четырехсот человек — жителей станицы Платовской и окрестных хуторов, а также солдат, возвращавшихся из армии по демобилизации и схваченных белыми.

Все освобожденные выразили горячее желание сейчас же принять участие в борьбе против белогвардейцев, еще находившихся в станице. Не теряя времени, я разбил людей по сотням, вооружил всех трофейным оружием и назначил командиров.

С разных концов станицы доносилась стрельба. Это казаки и юнкеры, еще не знавшие, что произошло у станичного правления, расправлялись с непокорным населением, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей. Дав каждой сотне освобожденных людей направление, я поставил им общую задачу: разоружать белогвардейцев и посылать их под конвоем в станичный Совет, а всех сопротивляющихся уничтожать на месте.

Всю ночь продолжалась борьба с белогвардейцами, и большая часть их была уничтожена на месте совершенных ими преступлений. В станицу приезжали казаки из белогвардейских застав, расположенных по дорогам вокруг Платовской, и те из них, которые отказывались сложить оружие, тоже уничтожались.