Пару недель назад Элиза выглянула в чердачное окно и увидела, как Эдди, только вернувшийся из школы, рыдал в одиночестве на заднем дворе, закрыв лицо руками. С тех пор ее не покидали мысли об этом: как странно, когда мальчик тайком плачет. У нее не было братьев. Конечно, Элиза видела, как плачут маленькие мальчики на детских площадках и в продуктовых магазинах. А той ночью, что она провела в доме приемной семьи, ей послышалось, будто в соседней комнате паренек чуть старше нее всхлипывает. Но наблюдать за Эдди было необычно. Необычно и завораживающе — как за собакой, которая ест свой обед вилкой и ножом. А еще это было приятно — видеть, что сломаться может каждый.

Элиза чуть передвинулась и прищурилась, пытаясь разглядеть Эдди сквозь развешанные в его шкафу рубашки в полоске света между дверцей и косяком.

Внутренний голос неустанно твердил: «Не подходи так близко».

Элиза в жизни не догадалась бы, что Эдди старше нее, если бы не знала. Его руки и ноги были по-птичьи хрупкими. Он очень редко подавал голос, но если и заговаривал, то делал это таким забавным тоном, будто пытался передразнить кого-то — хотя он вовсе не пытался. Как-то ночью, сидя в вентиляционной трубе у спальни мистера и миссис Мейсон, Элиза слышала, как они обсуждали, не лучше ли отправить Эдди в другую школу, подороже. Занятия в ней начинались на час позже и продолжались до самого вечера — какие-то специализированные занятия. Элизу это не удивило. Может, у Эдди и были друзья, но выходные он прилежно проводил дома, а не на подростковых тусовках. По правде говоря, Элиза и сама была такой же — даже когда у нее был выбор.

Она встречала таких странных ребят и раньше, пока еще ходила в школу. Обычно они, почти невидимые, сидели в дальнем углу класса и являли себя, лишь когда приходилось отвечать у доски. И вот тогда-то сложно было не заметить, насколько непохожи они были на прочих детей. Эти мальчики Элизу не интересовали. Равно как и все остальные — она редко с ними общалась. Одноклассников она считала пустой тратой времени. Элиза всегда выбирала семью.

Больше всех в классе ей нравился тучный, вечно сонный мальчик, который сидел рядом с ней. Он никогда не выдавал Элизу, хотя и замечал, как перед уроком она выскальзывала через заднюю дверь класса, сбегая от суматошной перемены и учеников, снующих туда-обратно и швыряющих тяжелые сумки с книгами на пол. Мальчик был неуклюж — прямо как Эдди — и однажды даже описался в классе, когда учитель проигнорировал его дрожащую, поднятую руку. Если память не подводила Элизу, за все время обучения она не перекинулась с ним и парой слов. Но он ей нравился. Как-то раз она залезла в шкаф — мальчик, как обычно, притворился, будто ничего не видел, и отвернулся в другую сторону. Когда мисс Робишо спросила, где Элиза и не заболела ли она, он, запинаясь, пробормотал, что не знает.

Эдди не так уж отличался от одноклассника Элизы. Большинству людей он показался бы странным. Но здесь, в своей комнате, он представал перед Элизой другим — настоящим. Один, вдали от школы, брата и родителей — здесь Эдди не был ни чудным, ни чересчур тихим, ни слишком чувствительным. Здесь он был талантливым и сосредоточенным.

Снизу раздался голос миссис Лоры — она напоминала Эдди, что пора спать. Он встал и, уперев руки в бока, критическим взглядом окинул проделанную работу. Затем кивнул и отправился в ванную чистить зубы.

Как обычно, Эдди закрыл за собой дверь, хотя особого смысла это не имело: спальня была заперта — никто не заглянул бы к нему, так или иначе. Эта его странная привычка была на руку Элизе. Дверца шкафа скрипнула — и она оказалась в комнате. У Элизы было всего несколько минут, чтобы пошататься по спальне, будто по своей собственной, пробежаться взглядом по книжной полке и темной улице за окном и оценить, как продвигалось дело с замком. Конечно, все это можно было сделать днем, пока никого нет, но комната, опустевшая лишь мгновение назад, была другой, лучше — в ней чувствовалась жизнь. Элиза опустилась на корточки в том самом месте, где совсем недавно сидел Эдди — ковер все еще хранил отпечаток тепла. Ей не терпелось поближе рассмотреть зачатки будущего замка. Эдди успел наметить, где скоро вырастут стены и где первый этаж прочертят коридоры. В одной из комнат уже возвышались колонны — Элиза была почти уверена, что скоро на этом месте раскинется бальный или даже тронный зал.

Совсем скоро — через пару дней — вырастут замковые башни, и дворец станет обитаемым. По комнатам разбредутся рыцари в доспехах и белокурые принцы, незамеченными проскользнут в тени разбойники. А она будет наблюдать.

Она хранилаихв укромном уголке под полом чердака. Под незакрепленной фанерной доской между стропилами было достаточно места, чтобы маленькая девочка могла лечь на спину и вытянуть ноги. При взгляде сверху это логово казалось тесным, как гроб. И по ночам, когда она спала, ониокружали ее со всех сторон.

Здесь хранились полезные вещи. Несколько полупустых бутылок воды, найденных в мусорке. Недоеденные злаковые батончики «Nature Valley», сложенные пирамидой. Четырехлитровый пакет попкорна. Кое-как свернутые, измятые мальчишеские футболки. Одна девчачья — с единорогом и надписью «Я верю в людей». Флакон мужского дезодоранта. Старый, пустой туалет из неотложки. Стопка чистых салфеток и тут же — несколько скомканных.

Тут же лежали карандаши, точилка и блокнот, изрисованный зябликами, корольками и кардиналами. Небольшой фонарик и запасные батарейки. Мятная жвачка.

Были и другие предметы, странные и несуразные. Из-за них тайник напоминал гнездо морской птицы, собранное из ярких вещиц, спасенных ей из океана.

Старая видеокассета по джаз-аэробике. Черный мужской галстук-бабочка.

Плюшевый слоник. Женская сережка. Одинокий розовый носок.

Книги, фэнтезийные и мифологические, из спальни на первом этаже, с загнутыми уголками — разгладить эти шрамы на страницах, как ни старайся, уже не выйдет. Выгоревшая на солнце фотография: двое родителей и их ребенок.

Как-то в выходные, когда наверху никого не было, Элиза спустилась с чердака и увидела, что двери спален мальчиков не заперты. Особенно ее удивила приоткрытая дверь Маршалла. Из-за оставленных гореть ламп, этот просвет казался слишком ярким пятном посреди коридора — будто дом наблюдал из-под полуопущенных деревянных век. Шестнадцатилетний Маршалл всегда, даже уходя, держал свою комнату закрытой. Увидев в дверную щель его разбросанную по полу одежду и скомканные в изножье кровати простыню и одеяло, напоминающие ворох увядших, засохших листьев, Элиза почувствовала себя так, будто застала его выходящим из душа, даже несмотря на то, что эту комнату она знала так же хорошо, как и любую другую. Знала, какие секреты она хранит. Знала о журналах под тумбочкой с высокими тощими женщинами в нижнем белье и о паре раскладных ножей в красном пенале в глубине ящика компьютерного стола.

Она прокралась вниз по лестнице и услышала тихие, едва различимые голоса мальчиков, доносившиеся из столовой. Пластиковый стук по поверхности обеденного стола подсказал, что на него только что высыпали шашки. По деревянному полу шаркнули стулья — мальчики придвинули их поближе, почти уперевшись грудью в край столешницы.