— Нет!

Эмили смотрела прямо на Кирана. Лицо его было сурово. Покачав головой, он крепче сжал ее в объятиях. Должно быть, почувствовал, как она напряглась, и понял, что она сейчас начнет вырываться и потребует, чтобы он ее отпустил.

Но Эмили догадалась, что они оба рискуют упасть, если она сейчас начнет брыкаться, и заставила себя успокоиться. Все же ей было ужасно неудобно. То есть она просто пришла в замешательство. Одно дело — видеть во сне, что он берет ее на руки, и совсем другое — оказаться в его объятиях наяву. Эмили столько лет вдалбливали в голову правила хорошего поведения, что сейчас ей было стыдно, что она позволила чужому мужчине из сна нести ее на руках. Да и самого сна она тоже устыдилась. Почему, Бога ради, спящий ум решил, что ее так осчастливит внимание хозяина замка? Ответ был прост. Эмили хорошо знала себя. Со дня смерти дорогих родителей ей было страшно одиноко! Она годами мечтала о том, что ее кто-нибудь полюбит.

Сначала Эмили лезла из кожи вон, чтобы заслужить любовь дяди. Безупречное поведение, прилежание в учебе — она знала, что няня и учитель расскажут ему обо всем. Она надеялась, что он обрадуется. Но даже если дядя и был доволен, он ни разу не дал ей об этом знать. Казалось, он вообще забыл, что она живет на свете. Джон Коллинз, родной брат отца! Он запер ее в загородном доме усопших родителей и не вспоминал о ней, пока Эмили не исполнилось двадцать. Вот тогда-то он послал за ней, чтобы привезти в Лондон, прямо на ее собственную помолвку. Сказать, что новость о том, что она помолвлена, застала ее врасплох, значит не сказать ничего. К тому же радоваться было нечему. Граф Синклер был совсем не тот, кого Эмили могла бы рисовать в своем воображении в качестве идеального мужа. По правде говоря, ей не могло привидеться такое даже в кошмарном сне. Нужно было радоваться хотя бы тому, что переговоры о замужестве длились целых два года, с того момента как ей исполнилось восемнадцать. Об этом ей сообщил сам граф Синклер. Плотоядно облизывая губы и заглядывая ей в вырез платья, граф поведал, что ее дядя ужасный скряга — растянул переговоры на два года, чтобы вволю попользоваться ее наследством. Синклер говорил об этом так, что было видно — подобное поведение его восхищает.

— Мы пришли, сэр.

Голос миссис Макбейн прервал поток воспоминаний. Эмили увидела, что они уже добрались до верхней площадки лестницы и миновали холл. Хозяин остановился перед дверью отведенной ей комнаты, а добрая миссис Макбейн распахнула перед ним дверь. Ее брови удивленно поползли вверх:

— Ох, так вы проснулись!

— Да. — Эмили покраснела. Ей снова сделалось ужасно неловко. Она попыталась освободиться, но он лишь чуть сильнее сжал руки и внес ее в комнату. Направился прямо к столу, на котором миссис Макбейн накрывала ей завтрак в самое первое утро в замке, и осторожно опустил на стул. Потом повернулся к экономке:

— Горячее какао.

Миссис Макбейн растерянно захлопала глазами:

— Горячее какао?

— Думаю, что чашка горячего какао поможет нашей гостье скорее заснуть, — пояснил он. — Сделайте две чашки, пожалуйста.

— Две чашки?

Эмили не могла не заметить, как подозрение омрачило лицо пожилой женщины; она явно колебалась. Казалось, она разрывается между долгом выполнять приказы хозяина и нежеланием покидать комнату — ведь ее присутствие диктовалось правилами приличия. Мужчине не полагалось оставаться наедине с девушкой. Так не делалось. С другой стороны, Эмили была бы рада наконец побеседовать с хозяином и поблагодарить за приют, который нашла в его доме. Ей также очень не хотелось, чтобы экономка рисковала навлечь на себя гнев хозяина замка, стараясь ее защитить — при том что Эмили не думала, что нуждается в защите. Киран Макей не производил впечатление человека, способного наброситься на нее при первой же возможности. Иначе он давно бы это сделал, ведь она провела в его доме уже две ночи.

Эмили ободряюще улыбнулась экономке и похлопала ее по руке:

— Миссис Макбейн, мы оставим дверь открытой.

Бросив на нее неуверенный взгляд, экономка кивнула и вышла. Дождавшись, пока стихнут ее шаги в холе, Киран Макей наконец сел и внимательно взглянул на Эмили.

Он рассматривал ее лицо, и она почти физически ощущала на себе его взгляд. Она не осмелилась взглянуть ему в глаза и блуждала взглядом по комнате. Вспомнив же, что хотела с ним поговорить, повернула лицо к Кирану.

— Простите, я заснула. Я пыталась не спать — хотела вас поблагодарить. Ведь вы спасли мне жизнь.

— Был счастлив это сделать. — Под напором ее благодарности он почувствовал себя очень неловко, и Эмили не стала углубляться в эту тему.

— Я также хотела извиниться за то, что наговорила вчера. Миссис Макбейн объяснила, что это не ваша вина…

— Извинения приняты, — перебил Киран, очевидно, стесняясь ее сожалений.

И Эмили умолкла, не зная, как с ним говорить. Воцарилось молчание, неожиданно создавая иллюзию спокойной и уютной близости, которая из-за отсутствия света была еще ощутимее.

Уходя, миссис Макбейн оставила свечу на столике возле двери. Свеча, да еще свет, проникающий из холла, — вот и все освещение, поэтому большая часть комнаты тонула во мраке. Эмили порывисто встала, чтобы перенести свечу на их стол, а заодно зажечь все свечи, которые имелись в комнате. При этом она лихорадочно пыталась придумать, о чем бы еще поговорить. Однако молчание нарушил именно хозяин замка.

— Миссис Макбейн сообщила, что вы помолвлены с графом Синклером, — неожиданно сказал он.

Эмили застыла на месте с невеселой гримасой на лице.

— Да. Это брак устроил мой дядя.

— Но ваш дядя погиб.

— Да, — подтвердила она.

— Сможете ли вы отказаться от этого брака, не вызвав скандала?

Она грустно вздохнула, зажигая свечу. Вернулась к столу, села на прежнее место. Ее плечи удрученно поникли.

— Я думала об этом. Боюсь, скандала не избежать.

Эмили пыталась гнать от себя эту грустную мысль. Ей отлично было известно, как устроено общество. Молодой женщине, которая осталась одна в этом мире, не избежать скандала, если она попытается разорвать помолвку, устроенную для нее родственниками, на которую сама дала согласие. Кажется, у нее есть только две возможности — либо выйти за графа Синклера, либо погубить свою репутацию. И то и другое было страшно. Но третьего, казалось, не дано…

Взглянув ему в лицо, Эмили удивилась — таким оно было недовольным. Неужели он, как и миссис Макбейн, не одобряет межклассовые браки? Вот единственное объяснение, отчего он так рассердился, узнав о предполагаемой свадьбе. Впрочем, Эмили совсем не хотелось думать о будущем, которое так или иначе сулило беду, и она перевела разговор на другую тему — как изменился замок и что, по ее мнению, нужно еще сделать. Сначала хозяин замка хранил мрачное молчание, но потом разговорился и даже высказал кое-какие пожелания относительно дальнейших перемен. Когда разговор иссяк, у них нашлись новые темы для беседы.