без труда, оцепенев от страха и холода.

– Ну все, в постельку! – распорядилась Женевьева, вернувшись через несколько минут. – Завтра утром – в школу.

Разумеется, уснуть никто не смог. Поворочавшись в постели добрых полчаса, Энид спустилась в кухню выпить горячего молока.

Она нашла молоко и стаканы на столе, а вокруг стола – четырех сестер и двух кошек, которым пришла в голову та же мысль.

– Ты тоже не спишь? На, поешь.

Гортензия протянула ей миндальное печенье.

– Коломба спит?

– Сном младенца. Как только ей это удается при таком шуме?

Шарли лизнула глазурь своего печенья.

– Завтра, – сказала она, – я упрошу Базиля переночевать здесь.

Все захихикали. Она и бровью не повела.

– Может быть, – спокойно продолжала она, – присутствие мужчины отпугнет духов.

Снова смех. Шарли метнула подозрительный взгляд на лица вокруг стола. Все уткнулись в стаканы с молоком. В том числе и кошки.

– Я потеряла кольцо, – сообщила им Коломба за завтраком. – Если найдете или кто-нибудь принесет, знайте, что это мое.

После трудной ночи все клевали носом над тостами. Правда, хорошая новость скрасила начало дня: госпожа Бойлерша топилась и не капризничала. Было тепло.

– Кольцо? – переспросила Шарли, ошарашенная, как будто ее попросили передвинуть статуи на острове Пасхи одним пальцем.

– Какое кольцо? – поинтересовалась Энид.

– С ромбиками из цветного стекла. Разноцветными, как костюм Арлекина.

Беттина мысленно закатила глаза. Костюм Арлекина. Типичная фраза а-ля Коломба.

– Вы что-нибудь видели? – спросила Гортензия.

Никто ничего не видел. Коломба обреченно вздохнула.

– Это должно было случиться. Я так боюсь его испортить, что слишком часто снимаю. Ну и вот.

– Если оно в доме, ты его найдешь, – заверила Женевьева.

– Разве что призрак… – начала Беттина и умолкла, увидев выражение лиц сестер.

У ворот затормозила машина Базиля. Шарли позвонила ему, едва проснувшись, и он обещал заехать после первой консультации.

Он вошел в большую кухню с вертевшейся на языке шуткой по поводу призрака, но тотчас проглотил ее: вид у девочек был мрачнее некуда.

– Ку-ку! – окликнул он их, бросив на пол большую дорожную сумку. – Я пришел на подмогу.

Беттина указала подбородком на сумку:

– Ты рассчитываешь задержаться у нас на десять лет?

Базиль покраснел.

– Нет, – возразил он. – Но Шарли не уточнила, на сколько времени…

– Единица времени призрака – вечность, – мрачно изрекла Гортензия. – Ты к нам навсегда?

– Всего на несколько дней, – вмешалась Шарли, сделав сестрам большие глаза. – Если тебя это не стеснит, Базиль.

– Конечно нет.

«О, нет-нет-нет!» – подумали хором, улыбаясь про себя, Энид, Беттина, Женевьева и Гортензия. Ради любви Базиль готов был сразиться со всеми призраками на том и этом свете и остаться в Виль-Эрве столько, сколько пожелает Шарли. Для него это все равно будет слишком мало.

Но они оставили свое мнение при себе. Базиля они все любили.

* * *

В среду Гулливер провожал Энид на ферму Паймино, в двух километрах, чтобы купить молока и яиц. Они тащили за собой клетчатую сумку на колесиках.

– Приходил еще ваш призрак? – спросил Гулливер.

– Сегодня ночью он спал. Мы тоже.

– Хотел бы я разок у вас остаться, посмотреть.

– Дом начинает переполняться.

– А ты нашла… – Гулливер попытался вспомнить имя, но не вспомнил, – … твою летучую мышь?

– Нет.

Он не стал расспрашивать.

Сидони Паймино, которую предупредила Шарли, уже приготовила бутылки с молоком, сливки и коробки с яйцами. Сидони была одноклассницей Шарли, а потом училась в коммерческой школе в Париже. Это была высокая симпатичная женщина с огненно-красными губами и ногтями.

– Как дела в Виль-Эрве? – спросила она, пока Энид отсчитывала деньги.

– Ничего… Но без призрака было бы лучше.

– Призрака? – повторила Сидони.

– Который плачет каждую ночь, – пояснил Гулливер.

– Не каждую, – поправила Энид. – Иногда. Когда буря.

Сидони прыснула:

– Может, это призрак Гийеметты Обержонуа?

– Гийеметты Оберж… кого?

Имя показалось Энид смутно знакомым. На минуту забыв о монетках, она посмотрела на улыбающуюся Сидони.

– Кто это?

– Она была хозяйкой Виль-Эрве задолго до твоего прадеда. Вы не знаете эту легенду?

Энид что-то слышала от родителей, но это было давно…

– Расскажешь нам?

– Для начала, я приготовила паннакотту[8]. Кто хочет? Ее вкус очень подходит к легендам.

Сидони отрезала два толстых ломтя паннакотты из глиняного горшка.

– Вот, значит, как, вы не знаете печальную и ужасную историю Гийеметты Обержонуа? Ну, слушайте, ягнятки, слушайте…

Она провела по краю горшка пальцем и облизала его.

– Жили-были однажды… Гильдаз и Гийеметта Обержонуа, владельцы поместья Эскиль. И любили они друг друга безумной любовью. Они поженились и жили в красивом доме, который назывался Утёс. Гильдаз жил только ради своей Гийеметты, а Гийеметта – только ради своего Гильдаза. А еще красавица любила играть на арфе. Гильдаз подарил ей инструмент: дерево для него доставили из Венгрии, а струны – из Венеции. Гийеметта играла на арфе как ангел, и люди приезжали издалека, чтобы послушать ее. И вот однажды, в грозовую ночь в октябре, случилась трагедия. Супруг в то время был в отъезде, и полог балдахина в спальне Гийеметты загорелся. Вскоре огонь охватил всю комнату. Вспыхнула и арфа. Гийеметта хотела ее спасти, но инструмент был слишком тяжелый. Гийеметта выбилась из сил. Ветер между тем раздувал пламя. Окруженная огнем, она сгорела заживо.

– Это ужасно! – прошептала Энид, вздрогнув.

– Да, зато паннакотта ужасно… вкусная. Ладно, я продолжаю? Супруг, убитый горем, вонзил кинжал себе в сердце. А Утёс стал проклятым домом. Пустым. С привидениями. Никто не осмеливался в нем поселиться. Прошло пятьдесят лет, от него остались развалины. И вот настал тысяча девятьсот восемнадцатый год. Год, когда твой прадед, Эрве Верделен, простой рыбак, вернулся с войны. А что такое дом с привидениями для того, кто выжил на мировой войне, скажите на милость? Эрве ничего не боялся. Он купил дом у муниципалитета за гроши и вместе с братьями и сестрами решил его отстроить.

Эту часть истории Энид знала. Эрве и его родные сами обтесывали гранитные глыбы, выпиливали балки, покрывали кровлю, обустраивали парк.

Через двенадцать лет тяжкого труда Утёс стал Виль-Эрве.

– Октябрь на дворе, – продолжала Сидони. – Может, Гийеметта захотела напомнить о себе?

Она соскребла со дна горшка крошки, которые только одна и видела.

– Не надо бы мне, – сказала она. – Как же моя фигура? Но уж очень хорошая паннакотта, правда?

– Очень! – подтвердил Гулливер. – Так ты правда думаешь, что это может быть Гийеметта?

Сидони рассмеялась.

– Не верьте вы этим глупостям! Таких историй рассказывают уйму про все дома в округе. Не берите в голову!

И она показала на горшок:

– Еще по ложечке?

Энид и Гулливер отказались. Сидони отрезала каждому