– Ну и выполнять их придется! – сказал Макеев. – Только это я и хотел сказать. Нас всего двое, а Москва очень большая, не говоря о России, которую ты так мимоходом зацепил…

– Вот сколько я уже с тобой вместе болтаюсь, – сказал Панфилов, – и все никак ты мне не даешь забыть, что ты – бывший мент… То с одного края у тебя ментовская психология вылезет, то с другого.

Макеев обиженно замолчал, но смотрел на Панфилова вопросительно.

– Привык ты всех этих бандюг ментовскими мерками мерить! – воскликнул Панфилов. – Но ты где видел-то настоящих бандитов? В камере? На допросе в кабинете? А еще где? В кино? Так в кино артисты снимаются, а не бандиты… И страшные они в кино получаются только потому, что боятся их – и те, кто сценарии пишет, и те, кто играет их в фильмах, и те, кто эти фильмы смотрит… Вот и у тебя в голове бандиты киношные, не настоящие. Не на-сто-я-щи-е! Пойми ты это!

Панфилов перевел дух и, не давая Макееву возразить, продолжил:

– А я с этими бандитами, как с тобой вот, и жил, и водку пил, и дрался, и убивал, и хоронил! Я их знаю изнутри, так, как они сами себя не знают. Они люди, Сашка! Они такие же люди, как мы с тобой! Их так же просто испугать, как и тех, кто смотрит фильмы про них. Только нужно относиться очень серьезно к тому, что делаешь и говоришь. Они, как собаки, нутром чуют, где ты фальшивишь и бодришься, хотя внутри у тебя страх. Этот твой страх их и питает! Он и позволяет им силу набирать. А когда их не боишься, они сами начинают тебя бояться. Я это, Сашка, давно понял, еще пацаном, не понял даже, а почувствовал нутром. У меня слов тогда еще и не было в голове таких, чтобы это объяснить. Это я сейчас тебе объяснить пытаюсь, а тогда я просто жил и не боялся никого из них. И они сами начали меня бояться. Те, кто не верил, что я их не боюсь, пытались меня убить. Но умирали сами, именно потому, что боялись умереть, боялись, что я их убью раньше, чем они меня.

Панфилов вновь замолчал, ожидая возражений Макеева. Пыл его немного угас. Сказывалась эмоциональная усталость последних дней. Но Макеев молчал. Он, казалось, передумал возражать.

– Так и теперь, Саша, – сказал Панфилов значительно спокойнее. – Я же не думаю, что мне придется всех бандитов в Москве переубивать. Я же не идиот, чтобы реально на это рассчитывать. Вот увидишь, больше двух-трех десятков нам с тобой убивать не придется. Остальные перепугаются и начнут разбегаться из Москвы. Ты помнишь, как упирался Глеб Абрамович Белоцерковский, когда мы предложили ему кассету вернуть? А ведь испугался в конце концов, и не так уж много усилий потребовалось для того, чтобы его испугать. Всего два трупа. Но как только представил человек себя третьим трупом, так и ушла у него душа в пятки. Готов выполнять любые твои требования. Они сами все это прекрасно знают и пользуются этим на каждом шагу. Так вот я им теперь такое устрою! Они у меня каждый!.. Слышишь, Сашка? Каждый трупом себя представит! Вот тогда они и побегут из Москвы, словно тараканы.

– У нас… – сказал Макеев.

– Что? – не понял Константин.

– Не у тебя, а у нас, – пояснил Макеев.

– Прости, Сашка! – искренне устыдился Панфилов. – Увлекся! Конечно, у нас! Ты же со мной всегда и везде пойдешь, я в тебе не сомневаюсь.

– Это не очень хорошая черта, – неожиданно возразил ему Макеев. – Главное, чтобы человек в себе не сомневался…

– А я и не сомневаюсь, – ответил запальчиво Панфилов, но воспоминание о своей недавней апатии, о своих мучительных размышлениях о жизни и сомнениях в самом себе заставило его сморщиться.

– Не надо, Сашка, ковырять прошлое, – сказал Константин и повторил предыдущую фразу. – Я в себе не сомневаюсь…

Совещание в кабинете директора ФСБ генерала Утина носило экстренный характер. Он не скрывал своего раздражения и не скупясь выливал его на начальников отделов. Особенно доставалось майору Тузову, который отвечал в столице за борьбу с организованной преступностью.

– Ты что же, майор? – брызгая слюной говорил генерал, глядя в упор на Тузова, упитанного, довольного собой и вполне удовлетворенного ситуацией на вверенном ему участке, до которой ему, по большому счету, не было никакого дела. – Соскучился по капитанским погонам? Разъелись тут, мать вашу! Как случилось, что по московскому каналу выступил какой-то идиот с обращением к гражданам России? У нас один человек в стране пока что имеет такое право! И этот человек задал мне сегодня тот же самый вопрос! Ему вчера мои «доброжелатели» показали это выступление в записи. Что я должен был ему ответить?

Тузов пожал плечами.

– Мы же не контролируем телевидение, – пробормотал он. – Вы же это знаете не хуже меня…

– А что вы вообще контролируете? – рассвирепел генерал. – Пивные на Кузнецком мосту? Или проституток на Тверской?

Тузов счел за лучшее промолчать. Насчет проституток генерал, конечно, загнул, но вот что касается пивных… Правда, не на Кузнецком мосту, а на Никольской, ну есть такой грех, частенько прохаживался Тузов по Никольской в рабочее время. Что было, то было.

– Ладно, – взял себя в руки Утин. – Все свободны. Кроме Тузова…

Пока начальники отделов выходили из кабинета, генерал тяжелым взглядом смотрел на майора. Едва кабинет опустел, Утин подошел к Тузову и процедил сквозь зубы:

– Больше я тебя, блядь, предупреждать не буду.

«О чем предупреждать? – мелькнуло в голове у Тузова. – Это он про выпивку, что ли?»

– Даю тебе неделю, – продолжал генерал. – Если ты мне через неделю не поймаешь этого борца с преступностью в черной маске, готовь свою задницу! Я тебя так отдеру, год в раскоряку ходить будешь! На Шпицбергене с преступностью будешь бороться! За белыми медведями гоняться будешь! Мне через неделю Президенту докладывать! У меня что, забот больше нет, как за какими-то сумасшедшими следить, которые войну всей криминальной Москве объявляют?

«Нет, наверное, он не о выпивке… – вновь подумал Тузов. – Вот завелся…»

– Да и пусть бы почистили эти ребята Москву, – вырвалось у него. – Все нам меньше работы…

Генерал задохнулся от гнева и не нашелся, что ответить. Он сел за свой стол, налил стакан минеральной воды и судорожно выпил. Зубы его стучали о стакан.

Допив воду, он вновь посмотрел на Тузова и тихо спросил:

– Что ты сказал?

Тузов поежился, но повторил:

– Нам, говорю, меньше будет работы, если эти ребята…

– Пошел вон! – заорал генерал и швырнул в него стакан.

Тузов бросился к двери.

– Если через неделю… – летели ему в спину слова. – Под трибунал отдам…

Закрыв за собой дверь генеральского кабинета, Тузов облегченно вздохнул и направился в свой отдел. Настроение его повышалось с каждым шагом.

А что в самом деле расстраиваться? Впереди у него целая неделя. Это уйма времени. Что же он за неделю не разыщет в Москве придурков, которые устраивают такие фейерверки, как неделю назад в Кунцеве? Или он не в Конторе работает? Не таких находили и брали на цугундер!