– А, проснулась, приблуда? – подняла голову вчерашняя собеседница, очень к месту озвучившая версию о контузии. Лика с улыбкой кивнула, попутно решив, что с «режимом радиомолчания» пора заканчивать. Говорили женщины на абсолютно правильном всеобщем, а тот легкий акцент, что она заметила еще вчера, не составит никакого труда воспроизвести. В конце концов, первое время можно имитировать вызванный контузией дефект речи, а если заметят, признаться, что она не местная. Приехала в город (знать бы еще, как он хоть назывался!), попала под высадку федералов, была контужена близким взрывом. Обычное дело на войне. Вот только ее, пусть грязные, но явно военного образца камуфляжные брюки и ботинки… а, ладно, разберемся.

– Проснулась, – довольно похоже имитируя скандированную речь и гораздо громче, чем требовалось, ответила она. – Спасибо вам за вчерашнее. Это вы меня пледом укрыли?

– Тихо ты, не ори, ребенка разбудишь. Ишь, как тебя, видно, по башке-то шибануло! – замахала руками женщина. – Мой плед, мой, чей же еще. А благодарить меня не надо, все мы тут… одинаковые. Счас перекусим да дальше пойдем, к обеду должны до Родников добраться, там уж попроще будет, – без перехода сообщила она о цели их путешествия. И так же без перехода задала как раз тот вопрос, которого Лика и боялась: – Ты сама-то откуда идешь? Из города?

Журналистка осторожно кивнула.

– И как там? – Вряд ли женщина ее проверяла, скорее действительно просто хотела узнать последние новости. Лика опустилась на землю рядом с собеседницей, чтобы не кричать и не будить спящую малышку:

– Плохо, штурмовики почти весь пригород в пыль разнесли. Там меня и контузило, не успела в подвал залезть.

– Ну а федералы-то что?

– Так эвакуировались, – длинное слово не очень хорошо далось имитирующей отрывистую речь Лике, – много погибло и их, и… защитников. – Она так и не сумела заставить себя произнести слово «наших». Впрочем, женщина вряд ли заметила крошечную паузу в ответе. Да и кто знает, считает ли она «своими» солдат Корпорации? Так ведь и нарваться по глупости недолго.

– Ой, беда, беда… – Женщина помолчала, тихонько качая головой. – А мы из Лесного, знаешь, где это? – Лика на всякий случай снова осторожно кивнула. – Километров двадцать от вас будет. Только мы еще до налета ушли, поскольку ученые! У нас там зенитный дивизион расквартирован, так что, сама понимаешь, наверняка по нам первым и врезали – боюсь, от села и вовсе камня на камне не осталось… Кстати, меня Марией звать, а тебя? – неожиданно сменила она тему.

– Лика, – не стала скрывать истинного имени девушка.

– Анжелика, что ль? – с чисто женским любопытством уточнила Мария. – Или Ангелина?

– Нет, именно Лика, – девушка улыбнулась. – Так родители захотели. Меня Ликой назвали, а сестренку – Лидой.

– Ясно, – снова повторила женщина, не скрываясь, зевая. – Ладно, по дороге еще поговорим, а то у меня от твоих криков уж голова разболелась. Давай-ка пока костер распалим, воду согреем, чайку с девочками попьем. А уж обедать, если повезет, в Родниках станем. Дрова-то собирать умеешь, а, городская?

Лика улыбнулась и встала. Что ж, похоже, пока все в порядке. В ее принадлежности к местным не усомнились, вон даже «городской» назвали, намекая, что, мол, белоручка. Может, и дальше повезет?..

Шли медленно, с той скоростью, с какой могла идти маленькая девочка, но отчего-то никому не пришло в голову взять ее на руки, хотя ребенку явно было нелегко. Наконец Лика не выдержала, догнала женщину, ведшую девочку за руку, и потрогала малышку за худое плечо. Та повернула сердитое личико: нахмуренные бровки и сжатые губы выглядели довольно потешно. Ее мать – Лика уже знала, что ее зовут Агнесс, – остановилась, и девушка сделала приглашающий жест: мол, пойдешь ко мне на руки? Девочка несколько секунд размышляла, смешно склоняя голову то к одному плечу, то к другому, потом протянула ручонки. Агнесс виновато улыбнулась:

– Извините, но вам ведь, наверное, будет тяжело? Я знаю, что Катлин устала, но сама не могу взять ее на руки. – Агнесс провела рукой по заметно округлившемуся животу, обтянутому вылинявшим сарафаном: она была примерно на седьмом месяце беременности.

– Пустяки, – привычно-громко сообщила Лика, легко подхватывая малышку на руки. Весила девочка не больше бронекомплекта, с той лишь разницей, что вес брони равномерно распределялся на все тело, тогда как вес девочки приходился в основном на одну руку. Но теплота прижавшегося тельца неожиданно подействовала успокаивающе, настолько, что появилась уверенность: все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо!..

Первый привал сделали только через час, и Лика, спустив отдохнувшую и заметно повеселевшую девочку на землю, с блаженством растянулась на траве. Несмотря на то что она уже давно не несла малышку на руках, а пересадила на плечи, Лика здорово устала. А ведь их дневной переход еще только начался!

Отдохнув, женщины снова тронулись в путь. Сидящая на плечах Катлин о чем-то радостно щебетала, остальные особой веселостью похвастаться не могли. Двухдневная дорога неожиданно сильно вымотала не привыкших к подобным нагрузкам беженок. Все чаще и чаще они начали устраивать привалы; наконец – судя по положению солнца, вскоре после полудня – кто-то из них бессильно опустился на землю, отказываясь идти дальше. В развернувшемся споре Лика не участвовала, оставаясь сторонним наблюдателем. Суть его была ясна и так: одни говорили, что нужно остановиться и устроить большой привал, другие, под предводительством Марии и, как ни странно, беременной Агнесс, горячо спорили, утверждая, что до цели осталось «всего ничего». Победили вторые, и небольшой отряд – «степной табор», как утром назвала его Лика, – двинулся дальше, часа через полтора выйдя к обещанному населенному пункту. Установленный на холме указатель сообщал, что они пересекли границу колониального поселения «Родники». В поселке, на деле оказавшемся премилым и очень зеленым, был установлен комендантский режим, и хозяйничали солдаты Корпорации. Издалека заметив на въезде часового в неполной броне, Лика сжалась: сейчас начнется. Но, против ожидания, ничего «не началось», скорее наоборот – заприметив их группу, часовой вызвал по рации командира местного гарнизона, который встретил женщин чуть ли не с распростертыми объятиями. Ни о какой проверке документов и речи не шло, зато неограниченное количество слов было сказано о «несчастных беженцах, потерявших по вине федеральных войск кров над головой». «Несчастные беженцы» в разговор вступать не спешили, мрачно дожидаясь окончания политинформации. Наконец комендант выдохся (или исчерпал все запасы эффектных агитационных фраз) и отдал необходимые распоряжения. Женщин поселили в пустующем здании местной школы, куда двое солдат вскоре притащили несколько десятилитровых армейских термосов с чем-то вкусно пахнущим, щедро наделив всех густой и, главное, горячей похлебкой. Комендант суетился тут же, продолжая сокрушаться о «бесчеловечных действиях правительственной армии». Лика на провокацию не поддавалась, хотя желание плюнуть ему в рожу крепло. Федеральные правительственные войска, стало быть, виноваты! А вовсе не твои набитые деньгами, скупившие чуть не полгалактики хозяева! Вот же дерьмо… Естественно, Лика сдержалась: не хватало только повестись на подобную дешевку! За кормежку и кров, конечно, спасибо, в своем репортаже она честно расскажет, что противник, чего уж там, соблюдал все пункты «Конвенции о беженцах и военнопленных», но и не более того. Об остальном она напишет так, как сочтет необходимым. Как говорится, врать и искажать факты не станет, но и писать «с оглядкой» не приучена.