Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не мое кольцо, — тут же возразила Мари. — Оно принадлежит той женщине из Барселоны.
— Вот уже двенадцать лет оно принадлежит мне.
— То, что оно у тебя, не значит, что оно твое.
— Это ты так думаешь. — Джанни взял нож и вилку и нахмурился, когда Мари попыталась вернуть кольцо. — Оставь его, Мари. Эта деталь очень важна для нашего небольшого недельного спектакля.
Мари взглянула на кольцо.
— Не уверена, что мне это по силам, — пробормотала она.
— Придется постараться. На некоторое время тебе придется забыть про честность.
Мари больше не была уверена, что сможет все это вынести.
Жить вместе с Джанни оказалось не так просто, как она себе представляла. За прошедшие несколько дней они провели вместе очень много времени. Джанни был обаятелен, неотразим и сексуален. С ним было весело. В общем, Джанни был так очарователен, что Мари становилось все труднее ему противиться. Хотя она и боялась себе в этом признаться, но она хотела, чтобы он уже наконец поцеловал ее.
Мари взглянула на бриллиант на своем пальце и вздохнула. Камень был огромным, кольцо — украденным. Но почему-то она уже к нему привыкла.
Прошлой ночью они танцевали вместе под томные звуки музыки. Джанни прижимал ее к себе, и она таяла от его прикосновений. Его темные глаза пристально смотрели на нее, и в глубине этих глаз что-то жарко полыхало…
— Вот ты где, — вторгся в ее мысли голос Джанни, и Мари возблагодарила небеса.
Отвернувшись от каменного поручня и от текущей перед ними Темзы, она взглянула на него. Его темные волосы растрепал ветер, отчего он показался Мари еще более привлекательным. Пульс у нее участился.
В руках у Джанни были две большие чашки, одну из которых он протянул ей.
— Латте?
— Спасибо.
— О чем ты думала? — лениво поинтересовался он, вставая рядом с ней. — У тебя было такое сердитое выражение лица.
— Да так, ни о чем особенно, — солгала Мари и подумала, что с каждым разом ей становится все легче врать. Она взглянула на здание британского парламента.
— Ты не умеешь лгать, — с улыбкой заметил Джанни.
— Ну спасибо. А я думала, что уже добилась прогресса.
— Нет, тебя выдают глаза, они слишком честные.
Мари рассмеялась:
— Честность не болезнь, знаешь ли. Она не заразная.
— Скажи об этом моему брату Пауло. — Джанни обхватил себя за локти и взглянул на реку. — После того как я заключил сделку с Интерполом, Пауло сохраняет дистанцию между нами. Он как будто боится, что муха честности, которая недавно укусила меня, может укусить и его. А наша сестра будто впитала свою честность с молоком матери.
— Твоя сестра Тереза? — спросила Мари, поворачиваясь к нему и подставляя лицо ветру. — Та, которая живет на Тезоро?
— Si, — с нежностью в голосе сказал Джанни. — Она моя единственная сестра, и она с самого детства знала, что не пойдет по той тропе, по которой шли поколения Коретти.
— Ух ты. — Мари знала, что значит расти в семье с многолетними традициями. Она даже не представляла, что о ней подумают, реши она выбрать другую карьеру. — И как твой отец к этому отнесся?
Джанни подумал.
— Сначала он был разочарован. Но потом поддержал ее, он ведь желает ей счастья.
— Похоже, Ник хороший отец.
Джанни повернулся к ней, и они встретились взглядами.
— Так и есть. Он всегда нас поддерживает. После смерти нашей матери он решил жить один, но никогда не раскисает.
— Мой отец тоже был то, что надо, — с тоской сказала Мари, думая о том, как же ей его не хватает. — Он никогда не унывал. Всегда заставлял смеяться, обнимал меня и говорил, что все будет хорошо. Всегда был рядом. Пока его не стало.
— Как давно это случилось?
— Пять лет назад. Патрульную машину протаранил пьяный водитель. Он умер мгновенно.
— Мне жаль. — Джанни взял ее за руку.
От тепла его руки ей стало легче, но это прикосновение пробудило в ней и другие чувства. Те, о которых она старалась не думать…
Держа ее руку в своей, Джанни выпрямился и направился вперед.
— Куда мы идем?
Он бросил на нее взгляд:
— Домой, собирать вещи. Завтра мы отправляемся на Тезоро.
— Завтра? — Сердце у Мари екнуло. Завтра она встретится с его семьей и будет лгать людям, которых она даже не знает. По телу пробежала дрожь.
— Si, — сказал Джанни. — Пора. Мне сообщили, что я должен быть там до того, как откроется выставка драгоценностей, а моя сестра захочет, чтобы я уделил время племяннику.
— Ясно, — кивнула Мари и постановила себе, что пора уже начинать этот фарс с помолвкой. Придется пережить крестины, дождаться, когда Джанни закончит свою работу, затем они найдут Жан-Люка и вернут ожерелье. После этого она вернется в Нью-Йорк.
Странно только, что при мысли о возвращении домой ей вдруг стало грустно.
Ночь не принесла спокойствия. Мари долго крутилась на дорогих простынях, но никак не могла уснуть. Поворочавшись еще немного, она решила выйти на террасу и глотнуть свежего воздуха. Ветер поднимал ее волосы, заставлял короткую ночную рубашку прилипать к телу, но Мари было все равно: чувствовать на своем теле прохладу было чудесно.
На этой высоте шум раскинувшегося внизу города превращался в едва слышный гул. Мари вновь почувствовала прилив сил.
Сколько всего произошло за несколько дней! Джанни Коретти не переставал ее удивлять. Она ожидала, что у него окажется дурной нрав, но вместо этого он оказался компанейским и доброжелательным. Только вчера он возил ее в Вест-Энд. Они бродили по мостовым, а после зашли на ланч в уютное уличное кафе.
После этого, вспомнила Мари, он удивил ее еще раз.
Она смотрела в витрину бутика, а вокруг нее волновалось людское море. Все куда-то торопились, спешили. Но Мари почти ничего не замечала: ее вниманием завладели невысокие кожаные ботинки.
Глядя в витрину как в зеркало, она вдруг заметила Джанни. Он стоял перед уличным музыкантом и наслаждался звуками скрипки. Когда музыка закончилась, Джанни опустил в шляпу скрипача пачку банкнот. Когда он подошел к ней, Мари сделала вид, что ничего не заметила.
И что теперь она должна была думать о Джанни? Он был вором и человеком широкой души одновременно. Перед ней открылась та сторона его натуры, о которой она и не подозревала. Он оказался сложнее, чем она думала. Она была воспитана в понятиях хорошего и плохого, видела только белое и черное. Но сейчас она поняла, что мир гораздо сложнее.
— Ладно, — пробормотала Мари, — допустим, что я нервничаю.