Ведущие державы Запада (вне их личной вражды) категорически не устраивали победы России над Турцией, освобождение православных народов, находящихся под турецким игом, и тем более возможность захвата столицы Оттоманской Порты. Установление великой (еще более великой) православной империи в составе России расценивалось Западом как недопустимый урон их коренным интересам на юге Европы и во всем Средиземноморье.

Император Александр был слишком слабой, либеральствующей, морально зависимой и по воспитанию совершенно прозападной натурой. Он не нашел в себе решительности для такого титанического свершения, для такой исторической ответственности, как взятие Константинополя и низвержение Порты.

Багратиону прислали срочное приказание прекратить движение в глубину территории Турции. А вместо того указывалось на необходимость осады и взятия сильнейшей турецкой крепости Силистрия, недавно укрепленной французскими инженерами и снабженной избыточным количеством французских орудий и боевых припасов.

По военному лексикону того времени, авантаж (то есть перевес в силах) был бесспорно на стороне турок. Тем не менее повеление Петербурга надобно было исполнять. С немногочисленным войском, бывшим в его распоряжении, Багратион дважды пытался упорным приступом взять крепость, но турки отбились, неся большие потери. Пришлось начать длительную осаду вражеской твердыни, без особой надежды на конечный успех.

Наступила осень, дороги раскисли. Уровень Дуная поднялся из-за дождей, разрушились переправы. Осаждавшие Силистрию войска терпели бедственное положение, потому что снабжение их почти полностью прекратилось. Начались болезни по-летнему одетых солдат и падеж кавалерийских лошадей из-за отсутствия фуража. Как доносили лазутчики, турки снабжались продовольствием почти беспрепятственно. Они знали о голоде и бедствии в лагере осаждавшей их русской армии.

Убедившись в бесполезности этой осады, Багратион распорядился перевести войска на другой берег Дуная на «зимние квартиры». Александр вскоре узнал об этом и в срочном послании выразил Багратиону свое крайнее неудовольствие. В ответ на царское неудовольствие Багратион в начале 1810 года подал рапорт на высочайшее имя о снятии с него полномочий главнокомандующего. Рапорт был удовлетворен, а Багратион в обиде и раздражении уехал с Дуная.

Вместо опытнейшего и блистательно одаренного Багратиона государь поручил его место молодому графу Каменскому, проявившему себя главным образом в шведскую кампанию. Авангардом Дунайской армии назначили командовать смелого и талантливого генерала Кульнева.

Как раз в этот период войны с Турцией Сеславин решил возвратиться в гвардейскую артиллерию. Он отправляется волонтером в Дунайскую (или Молдавскую) армию. Время года вполне соответствовало развитию дальнейших военных действий. Повозки катились по сохнущим дорогам, трава начинала зеленеть. Птицы всех видов стаями высоко летели навстречу путешественникам в голубом небе. Со звонкой песенкой трепещут, повисая над степью, жаворонки. Юго-западное направление встречает в апреле пестреющей цветами степью, цветущими садами в малороссийских и молдавских селах. Сеславин чувствует, что здоровье его явно улучшилось. Тоска, вялость, боль в груди, мрачные мысли наконец оставили его, привыкшего чувствовать себя бодрым и энергичным. В приподнятом настроении едет он к месту своей новой службы. Хотя остатки былой «петербургской» грусти временами к нему еще возвращаются.

Поход за Дунай, начавшийся свежим и теплым майским днем, осуществляется Сеславиным в составе корпуса генерала Уварова. Первый генерал-адъютант императора знал гвардейского поручика по прусской кампании. Отличные действия командующего маневренными орудиями при Гейльсберге хорошо запомнились Уварову. Доброе отношение корпусного командира приносит Сеславину положение офицера для особых поручений.

На специальной флотилии и множестве плотов армия графа Каменского форсировала переполненный весенними водами, широко раскинувший сверкающую поверхность Дунай. Чайки белыми стаями носились над переправляющимся через легендарную реку скоплением людей и лошадей. Всплескивала крупная рыба, взмывал, широко взмахивая крыльями, орел-рыболов, только что с шумом погружавшийся в глубину за своей жертвой. Держась поодаль от армейской перепраы, надутыми парусами похожие на древние ладьи славян, сопровождали армейские суда рыбацкие шаланды.

После перехода через Дунай Молдавская армия двинулась к крепости Силистрия и снова (как при Багратионе) осадила ее.

Через несколько дней ворота крепости распахнулись. С ревом и визгом размахивая саблями, большой отряд турецкой конницы вылетел в поле в том направлении, где расположился артиллерийский корпус генерала Уварова. Однако канониры, зарядив пушки картечью и подпустив турок поближе, не растерялись. Удобно расположенные орудия дали смертоносный залп.

Скорее всего, турки рассчитывали на неожиданность своего нападения. Может быть, держа в памяти голодных, замерзающих и изможденных походами прежних, осаждавших Силистрию россиян, паша и его подчиненные не ожидали такой отличной готовности артиллерии Уварова. Получив дружный и мощный залп картечью, устилая землю телами убитых всадников и с разгона, кубарем катившихся лошадей, совершившие вылазку турки в ужасе и отчаянии бросились обратно в крепость. Потери их были велики и совершенно неожиданны.

Сеславин с успехом командовал своими канонирами. Залпы его орудий были своевременны и точны. Уваров с улыбкой особого удовольствия замечал слаженные действия сеславинской команды. Затем начался постоянный, непрерывный и невыносимый обстрел крепости мортирами. В результате Силистрия пала. Турецкий гарнизон, не выдержав огня батарей, сдался в плен.

Командуя батарейной полуротой, Сеславин был вскоре направлен с диверсионным атакующим отрядом взять крепость Разград. Началась осада. Искусные выстрелы его орудий буквально смели густо высыпавших из Разграда турок. Столь точная и быстро перемещавшаяся (если требовалось) бомбардировка заставила осажденных поспешно отступить и скрыться за крепостными стенами.

– Молодец, поручик Сеславин, – наблюдая за осадой, смеялся Уваров, еще молодой, целеустремленный, всегда прекрасно выглядевший и безукоризненно одетый генерал. – Под вашей стрельбой неприятель позабыл о всякой дистракции[8]. Уже и не взывает к Всевышнему, а норовит закопаться поглубже. Продолжайте крестить османов до полной победы.

Грохот осадных орудий, клубы порохового дыма и пламя горящих домов за стеной Разграда – такая картина была длительное время перед Сеславиным, пока среди дыма и огня не замелькала белая ткань, извещавшая о сдаче города. Под прицелом заряженных картечью орудий, а также под прицелом пехотных цепей, турки стали нестройными, мрачными толпами выходить из ворот и складывать оружие в указанном месте. Затем, под конвоем егерей и пехоты, их отправляли в специально организованные для пленных лагеря.

Седобородый, в дорогой чалме и широких одеждах, расшитых золотом, трехбунчужный паша, поддерживаемый с двух сторон приближенными, медленно подъехал к сидевшему в окружении генералов и офицеров графу Каменскому.