Ошеломленная неожиданным откликом своего тела, Джиллиан закрыла глаза и зажала руками уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Бесполезно. Все равно она ощущала его. Кожу покалывало, как будто на нее подействовал заряженный воздух.

В конце концов, Джиллиан опустила руки и открыла глаза. Она всегда гордилась способностью становиться незаметной и достигать своих целей, не привлекая к себе внимания. Сомнительное достоинство, но, возможно, оно спасет ее, если она воспользуется им и сумеет усыпить бдительность Камерона, сделать так, чтобы он недооценил ее силу. Тогда ей останется только дождаться удобного момента. Если она будет прятать глаза и сжиматься, как испуганный ребенок, он ничего от нее не добьется.

Неожиданно Джиллиан заметила, что в комнате, помимо его присутствия, произошли и другие изменения: на шкафу появился узел с вещами и украшенная плюмажем шляпа с загнутыми полями. Кинув взгляд в узкий коридор, который вел в спальни, она убедилась, что дверь в ее спальню приоткрыта: по-видимому, кто-то побывал в доме, пока они ездили к Джейми. Камерон говорил, что пошлет в дом своего человека: очевидно, оставив вещи хозяина на шкафу, тот попутно везде сунул нос.

Это живо напомнило Джиллиан о том, что наглец Камерон нахально вторгся в ее жизнь, а она стоит и трепещет от наслаждения при звуке его голоса. С запоздалым страхом она вспомнила его злорадную уверенность в том, что ей придется доверять ему, зависеть от его силы. А еще он намекнул, что она, возможно, даже полюбит его.

Никогда. Она тут же поклялась себе быть начеку при любом проявлении доброты, при каждом намеке на привязанность с его стороны, поскольку знала, что это делается преднамеренно, с целью сломить ее волю. Никогда она не будет ему доверять. Да лучше она вонзит себе в сердце кинжал, чем полюбит его!

Джиллиан снова и снова повторяла про себя эти клятвы, пока стояла в темноте и слушала, как ее отец, разговаривая с Камероном, обращается с самозванцем как с сыном, иметь которого Уилтон Боуэн всегда мечтал. У него мог бы быть сын, если бы тогда, в ту далекую страшную ночь, она не убежала и оказалась бы достаточно смелой, чтобы спасти свою мать.

Как только они расселись вокруг стола, доктор Боуэн начал рассуждать о крови, пульсе, о том, какое это чудо – кровеносная система человека. Это настолько завораживало, покоряло, угрожало завладеть всем его вниманием, что Камерон даже встревожился, так как ему следовало не выпускать из поля зрения стоящую в темноте Джиллиан. А вдруг она тайком ищет нож? Или же она пытается вновь обрести хладнокровие и сохранить хоть немого гордости? Она примет и простит его, если он не будет оскорблять ее чувство собственного достоинства; но если она набросится на него с ножом, достоинство ее неминуемо пострадает.

Когда Джиллиан собралась заняться очагом, Камерон насторожился. Обезвредить маленькую женщину, размахивающую тупым кухонным ножом, было бы довольно просто, а вот разъяренная фурия с длинной железной кочергой могла сломать руку или колено раньше, чем он сумел бы подобраться к ней достаточно близко, чтобы воспользоваться своим преимуществом в силе.

Помешав в очаге, высвободив из-под золы горячие угли, Джиллиан подложила несколько маленьких кругляшей, чтобы поддержать огонь. Потом она подняла сучковатый чурбан толщиной примерно три дюйма и длиной с предплечье Камерона. Это тоже могло стать внушительным оружием, если бы она изо всех сил ударила им по его лицу… но она просто положила чурку в жадные языки пламени.

Когда Джиллиан начала сражаться с толстым дубовым поленом, Камерон встал, чтобы помочь, и вдруг понял, что делает совсем не то. Он снова опустился на стул, радуясь невнимательности доктора Боуэна, не заметившего его движение. Отчаянный разбойник, опасный похититель не имеет права помогать похищенному.

Пока Джиллиан возилась с очагом, а Камерон сидел, вцепившись в подлокотники, мышцы на его руках напряглись, готовые к работе.

Неожиданно доктор Боуэн зевнул посреди фразы и застыл с открытым ртом, беспокойно глядя на гостя.

– А где же вы будете спать, мой мальчик? – тревожно спросил он. – Снаружи дом может показаться большим, но, как видите, он забит по самую крышу. Моя Джиллиан очень запаслива.

– Женщины. – Камерон сделал вид, что сочувствует доктору, и медленно обвел взглядом комнату. Столов, шкафов, картин и всевозможных статуэток, заполнивших кухню, хватило бы, чтобы обставить целых три таких же помещения. Похоже, точно так же был забит весь дом. Человек, который собирал сведения о Боуэнах, сообщил, что они сменили большой удобный особняк в Лондоне на это уединенное владение. Создавалось впечатление, что Джиллиан взяла с собой как можно больше вещей, поскольку они напоминали ей о прежней жизни.

В Бенингтон-Мэноре никогда не было лишней мебели – отец испытывал отвращение к беспорядку, а мать Камерон помнил плохо, поэтому не знал, пыталась ли она смягчить этот аскетизм женскими безделушками. После того как Риордан присоединился к движению роялистов, Камерон начал продавать все ценное, и передавать деньги через тайных посыльных в надежде на то, что благодаря этому брат будет сыт, обут и одет; вот почему в тот день, когда республиканские войска выгнали его на улицу, дом был пуст, как и душа Камерона.

– Господин Камерон может лечь на тюфяке перед очагом, – подсказала Джиллиан, подойдя к ним.

– Глупости, – живо возразил доктор Боуэн. – В этом доме напихана мебель семи или восьми спален. Я уверен, дорогая, что ты можешь кое-что переставить и приготовить молодому доктору Смиту отдельную комнату.

Джиллиан застыла, как будто ее поразили стрелой в самое сердце.

Ничто не могло понравиться Камерону больше, чем вынудить Джиллиан переставлять мебель, выбрасывать дорогие ей вещи, изменять свой дом, для того чтобы предоставить ему место. Это укрепит его власть над ней. Он покажет, насколько она беспомощна, хотя всего несколько минут назад едва сумел удержаться, чтобы не помочь ей.

– Уже поздно, доктор Боуэн, так что меня вполне устроит тюфяк у камина, – все же сжалился он.

Ему показалось, что на лице у Джиллиан мелькнул проблеск благодарности и тут же исчез.

– Вы, несомненно, намерены следить, чтобы никто из нас не выскользнул за дверь. Но есть еще черный ход, мистер Смит, и окна в каждой комнате.

– Да что вы говорите! – притворно удивился он. – Ваш черный ход ведет в розарий. Все окна в задней части дома выходят туда же. Готов держать пари, что вам с отцом нравится уединенность, которую обеспечивают высокие каменные стены, но сомневаюсь, что вы в состоянии перелезть через них, не наделав такого шума, который разбудит и мертвого.

– В саду есть калитка…

– И она ужасно ржавая, потому что ею годами не пользовались. Мой человек сказал, что, если попытаться ее отворить, она завизжит, как кошка.

– В детстве мне часто приходилось лазать по деревьям, и к тому же я очень тонкая. – Джиллиан упрямо вздернула подбородок. – Я могла бы перелезть через те стены или пролезть между прутьями ворот.