Посадка прошла нормально, плоскости самолета были немного повреждены, пробоины были и в фюзеляже – но ни двигатель, ни баки самолета не были повреждены. Они сели непонятно где, пилот ориентировался по небольшому городу – долина, прикрываемая здесь горным хребтом, давала десятки возможных площадок для посадки.

Они расплатились с летчиком и он улетел назад.

Майор молча расчехлил небольшую лопатку – одну, больше у них не было. Остальные – взялись за ножи, рыхлить почти каменную, иссушенную солнцем, бесплодную и безводную почву…

Когда закончили, положили Джо в могилу и накрыли его маскировочной тканью – над могилой еще одного, сгинувшего в безвестном походе непонятно ради чего британского солдата – грянули семь почти бесшумных залпов. Нормально салютовать было нельзя – привлечешь внимание местных – а оружие тут есть почти у каждого. Здесь еще относительно цивилизованная территория, называемая Пунтленд, никем не признанное государство, живущее примитивным сельским хозяйством, пиратством, контрабандой и наркоторговлей.

Стюарт Уилкинсон взял координаты могилы по GPS, чтобы вернуться сюда потом и хотел что-то сказать – но майор жестом остановил его

– Не надо, Стю. Не надо никаких слов. Просто мы потеряли еще одного товарища – и черт меня побери, если я понимаю, во имя чего.

Над могилой повисло тяжелое молчание

– Притопчите все здесь как следует – наконец сказал майор – и замаскируйте. Не дай Господь, местные наткнутся и разроют. Живы останемся – вернемся, заберем и похороним по-человечески. Если нет… черт возьми, это не самое худшее погребение для парней нашей профессии. Я пойду в город, решу что-то насчет транспорта. Контрольный срок – завтра, восемь часов утра…

Майор раздобыл небольшой пикап, японский, не китайский, хоть и старый. Непонятно как – то ли заплатил, то ли угнал – да никого это и не интересовало. Погрузив в него весь немудреный скарб, распределив дежурства – дежурный вынужден был стоять в кузове и глотать всю пыль местных дорог – они тронулись на юг…

Территория местная была не пустыней, но и не нормальной землей – глина, чертова африканская глина, кое-где с проблесками песка, но в основном глина, песок будет южнее. Гор здесь не было – холмы, чахлая, без листьев растительность и дорога. Точнее – несколько дорог, здесь никогда никто не ездил по одной той же дороге, опасаясь накликать беду – четверть века войны вытравили из душ людей все человеческое, тонкий слой цивилизованности сполз как обожженная пламенем кожа – и под ним проявилось все то, что составляло суть человека многие тысячи лет до Рождества Христова. Убей или будешь убит. Если тебя ограбили это плохо, если ты ограбил – это хорошо. Если тебе попался кусок – вцепись в него и грызи, никому не отдавай. Если навстречу идет человек и у него есть что-то ценное – присмотрись к немую Если он сильнее тебя – убегай, если равен силой – дерись, если слабее – сделай его своим рабом. Нормальная крестьянская африканская общинность здесь была успешно разрушена сначала итальянцами, потом местными – и тот строй, который был здесь сейчас представляя собой ту же общину, но в новом, кошмарном варианте. Полностью девальвировалось понятие труда, зато появилось рабство – теперь черные держали черных же рабов. Никто не хотел работать на земле – молодые люди из таких вот деревенек, сбившись в бригады по несколько человек, примерно одного и того же возраста, знающие друг друга с детства – уезжали от родных домов и подряжались либо пиратским главарям, либо исламским фанатикам, либо миротворцам – но те платили меньше всех и были мягкотелыми – не могли просто так убивать – потому на миротворцев работали те, кому не повезло в других местах. Кто-то подряжался на простую работу – кто по каким то причинам не мог убивать с автоматом в руках. Работали на примитивных фабриках (это в основном женщины, многие – рабыни) – разгружали в порту сухогрузы с гуманитаркой, мешки на которых написано «не для продажи» тут же везли на рынок. Понятие справедливости девальвировалось начисто, а единого общества, сомалийцев как общности – не было уже давно. Разбившись на большие и мелкие стаи – люди остервенело грызли всех, кто попадается – стараясь выжить.

В деревнях – нищих, убогих, с утоптанными тысячами человеческих ног дорогами – тропинками, с хижинами, сделанными из всего из чего придется – были и приметы цивилизации: антенны, значит – где то было радио, а где-то телевизор и возможно – даже интернет. Они видели это издалека, с высоких холмов, не решаясь подойти ближе. Везде – их поражало огромное количество детей: чем беднее была страна тем больше она производила детей. Дети игрались с палками и ждали – пока подрастут и пойдут по пути взрослых…

Везде, на всем – была печать убогости и беспросветной нищеты. То и дело они натыкались на какие-то развалины – возможно, еще римского периода. Развалины напоминали о том, что здесь когда-то был благодатный край, одна из житниц Рима.

Они старались не показываться на дорогах, но иногда выходили и к ним. На дорогах – было движение: внедорожники, пикапы, старые тяжелые грузовики с высокими бортами и людьми, сидящими поверх груза: автобусов не было, а водители – таким образом подрабатывали лично себе. Иногда встречались остовы горелой бронетехники, один раз они наткнулись на совсем свежий танк Т55, подбитый ракетой. Скорее всего, ракетой с беспилотника: ЦРУ не дремлет и следит, чтобы происходящее здесь не выходило за определенные рамки. Танков у местных банд – не должно было быть.

Они ехали по выжженной, превращенной гражданской войной в пустыню стране – и настроения им это не добавляло…

* * *

На их глазах – рушилась концепция «золотого миллиарда». Придуманная какими-то мудрецами, она предусматривала, что миллиард человек будет жить и пользоваться всеми благами цивилизации, а оставшиеся люди, сколько бы их не было – будет обслуживать первый миллиард и сами жить в нищете. Сейчас – эта концепция, завладевшая умами западной элиты – трещала по швам, но никто не хотел это сказать и признать. Все понимали, что король то – голый – но упорно продолжали идти вперед, осыпаемые насмешками, камнями, а кое-где – уже и пулями.

Все изменил Интернет. И доступное телевидение. В мире семидесятых, когда эта концепция продумывалась – она реально могла сработать. Но сейчас, когда Интернет в корне изменил мир, когда информация из любого уголка мира стала доступной – она не могла сработать. Ни при каких обстоятельствах.

Примерно в пятидесятых шестидесятых годах на Востоке, в Африке, в Сомали тоже жили люди. Жили бедно, не просто бедно – а в беспросветной нищете. Что может быть у рыбака, каждый день выходящего на промысел – ведь если даже ему повезет и встретившаяся в море яхта или траулер купит его улов – куда он потратит эти деньги в своем захолустье? На что – если нет ни одного магазина. Эти люди выживали – и из-за недоступности информации они просто не знали, что есть места где живут по другому. Рождаясь и умирая в своей деревеньке, они думали, что весь мир живет так.

Исследование, предпринятое совсем недавно, показало, что в те времена – лишь два процента людей в таких местах хоть раз в жизни смотрели телевизор, лишь десять процентов – были в крупных городах более одного раза, немногим больше – регулярно прослушивали радиопередачи. А что теперь?