Калачан представлял собой компактное поселение. До войны в нем проживало восемь тысяч человек, к 43-му году уцелело не больше трех. Несколько промышленных предприятий — практически все при оккупации не работали, щебеночный карьер — на юге, песчаный — на северо-востоке. Ближе к центру городка — кучка двухэтажных бараков, пара кварталов приличных каменных зданий, а остальное — скученный частный сектор с узкими улочками и тесными переулками. Три основные улицы, протянувшиеся с запада на восток, — Подъемная, Центральная и Рассветная, и масса неудобных перпендикулярных проездов. В центре располагалась комендатура, оккупационная администрация, отделения жандармерии и гестапо. Тут же райотдел полиции, в котором служили полторы сотни местных коллаборационистов.

Маневренные танки «Т-34» растеклись по трем упомянутым улицам и продвигались к центру. Пехота зачищала каждый дом. Мирные жители прятались в подвалах, в огородах. Танки били по очагам сопротивления. Внедорожники «ГАЗ-64», используемые в качестве тягачей, подтаскивали орудия, которые мгновенно устанавливали на позиции и пускали в дело. Ближе к центру сопротивление немцев становилось ожесточеннее, скорость продвижения падала. Несколько десятков человек скопились в здании обувной фабрики, отстреливались из пулеметов и ручных гранатометов. Атака в лоб ничего не дала, штурмовое подразделение понесло потери. Горела «тридцатьчетверка», едва успевшая протаранить ворота фабрики, чадила едким дымом. Подошли еще два танка, встали в переулках, пришлось смять пару заборов. Потные артиллеристы тащили орудия, разворачивали на прямую наводку. По зданию фабрики били жестко, не жалея боеприпасов, сначала снесли второй этаж, потом взялись за первый. Несколько человек пытались выбраться из горящего ада, их положили автоматчики, залегшие по периметру. Когда от здания осталась кучка чадящих развалин, пехота пошла на штурм — сопротивление было минимальным…

Передовая группа, продвигавшаяся по Центральной улице, отбила здание комендатуры и приближалась к бывшему горсовету, который облюбовала фельд-жандармерия. Немцы оборонялись за баррикадой из горящих машин. В дыму перебегали автоматчики, стреляло орудие на выезде из дальнего переулка. Еще один танк поник стволом, завертелся, разбрасывая гусеницы. Но подошло подкрепление. Место выбывшей «тридцатьчетверки» занял тяжелый танк «КВ-2», открыл беглый огонь по баррикаде. Из полуторок в дыму высаживались пехотинцы, бежали вдоль заборов.

Толковых резервов у немцев не было, они несли тяжелые потери. Несколько штабных машин под прикрытием бронеавтомобиля пытались вырваться из города. Руководство гарнизона бросило в бой «последнюю надежду»: морально сломленную роту местных полицаев. Боевая единица была так себе: «разброд и шатание», мотивации — ноль, только страх за собственную шкуру. Пили без меры, прежде чем отправиться в бой. Лакали самогонку, выбрасывали пустые бутылки. Во дворе горсовета это «потешное войско» сделало попытку перейти в контратаку. Полицаи бежали, выпучив глаза, с «маузерами» наперевес, орали что-то безумное, матерное. Стучал пулемет, они валились гроздьями, но остальные не останавливались. Схлестнулись две лавины. Красноармейцы выхватывали клинки, саперные лопатки, отстегивали штык-ножи от карабинов. Бросались стенка на стенку, бились смертным боем, не скупясь на матерщину. Трещали черепа, хлестала кровь. Попались, голубчики! Пленных не брали, добивали всех без разбора. Самогонка не помогла. Полицаев смяли, небольшой группе удалось просочиться в ближайшие переулки, остальные побежали обратно в здание. Там их и отлавливали по одному — в кладовках, подвалах, на темных лестницах, расстреливали выпрыгивающих из окон…

Лавина катилась дальше, отвоевывая квартал за кварталом. Немцы пятились, яростно огрызались. Раненых уже не подбирали. Несколько трехтонных грузовиков «опель-блиц» пытались выехать в западные предместья. Горел командирский внедорожник «кюбельваген», кучка офицеров сбивала брезентом пламя с горящего майора. Немцы все же продолжали удерживать западные кварталы, сохранялась какая-то видимость организованного сопротивления. Но ненадолго, пока две стрелковые роты под командованием капитана Саблина не ударили с юга — с улицы Рассветной. Там сопротивление было незначительным, бойцы за полчаса отвоевали почти всю улицу. Красноармейцы, воодушевленные успехом, просачивались переулками к Центральной улице, тащили станковые пулеметы. Немцам ударили во фланг губительным кинжальным огнем. Вспыхивали трехтонные «опели», перевозящие офицеров и штабные архивы. Воцарилась паника. Уцелевшие спешили покинуть город, пока не захлопнулась «дверца». Мимо горящих частных домов неслись покореженные грузовики, несколько штабных и санитарных машин, бежали оборванные, деморализованные солдаты 16-й армии. Небольшой арьергард еще оказывал сопротивление наседающим подразделениям Красной Армии, но это были смертники — выйти живыми из боя шансов не имели. Била дальнобойная артиллерия — в рядах отступающих гремели взрывы. Нескольким сотням счастливчиков удалось добраться до западного леса, там их пытались перегруппировать. Но танки, прорвавшиеся через весь город, продолжали давить, загоняли фашистов в лес. Наступление развивалось. Подходили свежие части, шли ускоренным маршем через освобожденный город. Рычали танки, тягачи тащили тяжелые орудия. Командование вермахта отдало приказ отступать. Лесистая местность играла на руку гитлеровскому командованию. В ней вязли танки с пехотой, дорог было мало. На флангах происходило примерно то же. На отдельных участках войска продвинулись на 10–15 километров, на других топтались на месте, встречая яростное сопротивление. Взяли Ревзино, продвинулись дальше на пару верст и встали в ожидании подкреплений. К западу от Калачана происходило что-то подобное. Войска ушли в прорыв, рассосались по лесам и болотам. «Финишной ленточкой» стала автомобильная трасса Шалыпино — Невель. Войска оседлали ее, спешно возводили укрепления, зарывались в землю. Резервы задерживались — через Калачан к двум часам дня части Красной Армии уже не шли. В городе осталась комендантская рота капитана Несмелова. Бойцы зачищали дома, где еще могли оставаться фашисты. Периодически гремели выстрелы. Еще один взвод блокировал засекреченный объект к северу от города, солдаты взяли под контроль небольшую плотину на озере, дизельную электростанцию, все дороги, ведущие к объекту.

В город вернулась Советская власть, которой здесь не видели уже больше двух лет. Под немцами жилось несладко. Под Советами тоже не шиковали, но не до такой же степени! Большинство населения приветствовало красноармейцев. Люди выбирались из подвалов, из нор, в которых переживали штурм, выходили на дорогу, обнимались с бойцами. Мужчины совместно с патрулями приступали к прочесыванию зданий, где могли прятаться полицаи и немецкие солдаты. Прибывшие похоронные команды занимались уборкой улиц…

Капитана Макарова к вечеру текущего дня срочно вызвали в штаб. В отделе, помимо подполковника Крахалева, присутствовал невысокий сухопарый субъект в полковничьем кителе. У него была бледная кожа, скуластое лицо и цепкие въедливые глаза под густыми бровями.

— По вашему приказанию… — щелкнул каблуками Алексей.

— Добрый вечер, капитан, — вкрадчиво поздоровался сухопарый товарищ и протянул руку: — Полковник Вяземский, уполномоченный представитель контрразведки 3-й ударной армии. Присаживайтесь, капитан, вас вызвали по важному делу.