На другой день протрезвел. Запретил всем говорить о вчерашнем. После чего уехал сам, по казенной подорожной, чтобы быстрее. Уехал и пропал.

«К тебе он точно направился, Эммочка, — писала Авдотья Петровна, — вот только, говорят, не доехал, помер в дороге».

И еще две странички такой же убористой болтовни, которые пришлось проскочить через строчку — вдруг и там чего-нибудь полезное.

Да, похоже, горячая и страстная лубовь здесь ни при чем. Поехал он не за Эммочкой, а за миллионом. Но я-то тут каким боком? Можно предположить, что десять отцовских золотых монет были превращены уездными сплетниками в сундук, а до Питера докатилась легенда про клад Али-Бабы или графа Монте-Кристо — если этот роман уже написан.

Разгадка ближе не стала, поэтому я прогулялась и пошла спать. Но про бумагу, которой размахивал несчастный — задумалась.

А еще не могла забыть историю с похищением детей. Детки-то в усадьбу вернулись и уже не помнили те страшные дни. Только лишь раз Лизонька, гулявшая со мной по двору, вздрогнула при виде большого мешка.

Но мне не давала покоя простая мысль — злодеи-то не пойманы. Или, пойманы, только Михаил Федорович-Первый об этом мне сообщить не соизволил.

Поэтому, теперь просто так в усадьбу не войти, не въехать. У ворот — постоянный привратник, с добродушным, но, если надо — злым Кудлашом. В прогулках Павловну или Лушу, сопровождает дворовый. Чаще всего Ванька — гости в усадьбу в Великий пост не жаловали, и он наблюдал за игравшими детьми с таким усердием, что я невольно улыбалась.

* * *

Обоз от купца Никитина успел добраться до Голубков еще по зимнему пути. Обратно сани уезжали хоть и не налегке — было мне что отправить на продажу, — но все же не десятипудовыми бочками груженые. Так что начавшая раскисать весенняя дорога не слишком пугала ездовых и приказчиков.

Нефти привезли двадцать здоровенных бочек. Двадцать баррелей то бишь. Керосину наделать — хоть залейся. И себе на год, и на продажу хватит. Как раз по моим чертежам жестянщики в уездном городе приготовили резервуары, механизмы для прокручивания фитиля, приспособления, чтобы поднимать и опускать стеклянный колпак. Сами колпаки выдули на ближайшем стекольном заводике — не все ж из бутылок кустарничать. Даже и дешево вышло, ибо процесс несложный. Если стекло где чуть маленькой волной пошло, не страшно, главное — форма и прозрачность.

Фитили бабы изо льна наплели широкими плоскими жгутами. Очень кстати вспомнила я детскую забавку соседей по даче — диск кумихимо. Девчата на нем плели фенечки да прочие безделицы. Устройство — проще некуда. Деревянный круг с дыркой посередине и намеченными прорезями по внешнему краю. А шнур получается любого диаметра и плотности, знай нитки подбирай да количество регулируй.

Очень хорошие фитили вышли, на спиртовках я проверила — работают. На керосине будет еще лучше.

Помимо бочек с нефтью обозники привезли других нужных вещей. А также вместе с ними прибыл очень важный человек, которого я настоятельно просила для меня подыскать в Нижнем.

Собственно, приехал он не один. К последней телеге обоза были привязаны четыре кобылы, три из которых были жеребые, а одна уже ожеребившаяся. Жеребенок весело бежал рядом с матерью.

На самой телеге стояло что-то вроде кибитки, обтянутой толстым войлоком. В кибитке обнаружился худой малорослый мужик с восточными чертами лица и сивыми усами. Его жена, такая же худая и обветренная. И мал мала меньше штук пять ребятишек.

— Хей-хой, барыня, — поприветствовал меня гость, ловко перепрыгивая через борт телеги. — Здоровья! Большой купец сказала, ты меня искал? Работа дать хотел? Адучи мой имя. Это Баяр, жена мой.

— И тебе здравствовать, добрый человек, — улыбнулась я. — Есть работа. И для тебя, и для твоей жены. Хочу кумыс делать. Чтобы самим пить и людей своих поить.

— Нешто кобылье молоко пить станешь? — удивился Адучи.

Я только вздохнула про себя. Да я черта лысого пить и есть стану, а самое важное — детей приучу, лишь бы уберечься от главной болезни этого времени — чахотки. Кумыс — не панацея. Но! Но. Как профилактика легочных болезней — отличное средство! Барсучий жир у нас есть, пусть и это зелье будет в доступе. А что люд здешний не привык к такому питью — так крепостное право. Должна ж от него хоть какая польза быть? Мне в доме и окрестностях кашляющие разносчики палочки Коха без надобности.

Адучи, его жена и их шумное потомство отправились на постой во флигелек, совсем недавно пристроенный позади основного дома. Флигель утеплили проверенным глиняно-соломенным методом и протопили, всего там получилось шесть небольших комнат по одной стороне коридора и три просторных по другой. В маленьких я рассчитывала селить мастеровых, из тех, что найму, а в больших сделать мастерские. А заодно подобрала площадку для еще одного общежития, для сельхозрабочих. И не только из экономического села. Кто знает, как сложится с сельским хозяйством этим летом и не переведут ли помещики-соседи своих мужиков с барщины на оброк, хоть и временный.

Калмыцкой семье, оценив размер их плодовитости, я хотела было выделить большое помещение, ограничившись пока двумя мастерскими. Но мои новые жильцы сами выбрали комнату поменьше. Насколько я поняла из немного путаных и не совсем грамотных объяснений Адучи, в маленькой комнате и привычнее, и уютнее, и теплее.

Ну, хозяин — барин. Оставила людей обустраиваться, показала, к кому бежать, если что понадобится, и велела отдыхать. О делах завтра поговорим.

Еще задумалась, как познакомить селян с новыми сотрудниками, иноземцами-иноверцами. Последний татарский набег в этих краях был два с половиной века назад, пока Иван Грозный не взял Казань, но предрассудки не исключались.

Как раз настало Благовещение. Отец Даниил по моей просьбе в праздничной проповеди сказал, что Господь терпит и милует даже некрещеные народы, и так увлекся красноречием, что соединил два праздника и сказал, что волхвы, возможно, пришли с подарками к младенцу Христу из страны калмыков.

Это впечатлило Павловну, никогда не дремавшую во время чтения Библии в храме и хорошо запомнившую, как путешествовали волхвы. Поэтому первым делом она спросила Адучи:

— Скажи, желтый человек, в твоих краях верблюды есть?

— Есть, белая баба, — ответил калмык, — но их молоко — плохой кумыс.

Это культурное открытие так поразило старую няньку, что, когда кто-то из дворни обозвал гостей «татарвой», она сказала:

— Да не татарва это, дурак,