— Я понимаю, что для вас это был настоявши шок. Беннетт потряс головой, освобождаясь от навязчивых видений.

— Я сказал ему, что согласен с его желанием. Бланки, которые я должен заполнить, у вас с собой?

В течение следующих двух часов, пока санитары готовили аппаратуру для введения летальной инъекции, Беннетта познакомили с душеприказчиком отца и его исповедником, который пробормотал банальные слова утешения и заверил его, что все это к лучшему. Беннетт подписал кучу самых разных бланков, отказов от претензий и других документов, включая распоряжения насчет похорон, и его, наконец, оставили в палате отца одного.

Он подумал было выключить ВР-модуль и поговорить с отцом — сказать ему то, чего он не смог сказать в эрзац-раю. Но потом решил, что ему практически нечего сказать старику. Пускай он лучше проведет свои последние минуты в раю, купленном на деньги, которые ему удалось утаить от кредиторов.

В полдень в палату вошли доктор Сэмюэлс, два санитара, душеприказчик и исповедник отца и встали возле кровати.

Беннетт вспомнил о желании отца умереть, не выходя из ВР-сайта.

— Доктор Сэмюэлс! Мой отец хотел, чтобы его не отключали от модуля.

Сэмюэлс нахмурился и глянул на душеприказчика.

— Закон штата требует, чтобы пациент подвергался эвтаназии без искусственных стимуляторов и подключения к виртуальной реальности, — объяснил тот.

— Да какая вам разница? Таково было его последнее желание.

— Поверьте мне, мистер Беннетт: ваш отец так накачан успокоительными, что он даже не почувствует, что он уже не в сайте. Пожалуйста, скажите мне, когда…

Беннетт подвинул кресло к койке и взял отца за руку. Она была уже холодной, словно смерть уносила его по частям. Беннетт кивнул доктору Сэмюэлсу.

Санитар снял с умирающего очки, и Беннетт с облегчением увидел, что глаза отца закрыты. Другой санитар выключил ВР-модуль. Доктор Сэмюэлс кивнул Беннетту и нажал кнопку монитора, стоящего за кроватью.

Пока его отец умирал, перед глазами Беннетта невольно пробежали сотни образов — калейдоскоп событий из их совместной жизни, — и он почувствовал острое желание, чтобы все это происходило как-то по-другому.

Он сжал холодную ладонь руками, ив эту секунду умирающий приоткрыл глаза и посмотрел на него в упор. Беннетт, горьким и длительным опытом наученный разбираться в настроениях отца, почувствовал, что тот молча обвиняет его в предательстве.

Затем глаза отца закрылись, кардиограф запищал на одной высокой и монотонной ноте, и исповедник, стоявший в ногах кровати, начал торопливую молитву.

Беннетт ушел из больницы после полудня и сел на электропоезд, чтобы встретиться с Джулией в ресторане «Новая Луна».

Он приехал раньше нее, сел за столик под открытым небом возле озера, заказал пиво и стал смотреть на лебедей, плескавшихся в воде. Ему не хотелось встречаться с Джулией и выслушивать ее жалобы и придирки. Он решил придумать какой-нибудь предлог, чтобы поскорее удрать.

Он уже приступил ко второй кружке нива, когда Джулия подошла со стороны озера. Она улыбнулась и помахала рукой, но Беннетт знал по опыту, что ее хорошее настроение ничего не значит: каждый раз, когда их встречи сводились к подробнейшему перечислению его недостатков, она для начала делала радостный вид, чтобы скрыть свои намерения.

Джулия заказала в баре кофе и осторожно понесла его через лужайку — высокая загорелая женщина тридцати с небольшим в длинном красном платье. Она была босиком, и Беннетт задумался, кого же она ему напоминает. И почти сразу вспомнил: Тен Ли Тенека тоже ходит босиком. Это было единственное сходство между обеими женщинами. Джулия самый настоящий прагматик, верящий лишь в то, что существует здесь и сейчас. По крайней мере эта черта была у них с Беннеттом общей. Она села напротив него, ответив на его взгляд коротким кивком:

— Привет, Джош.

— Я уже поел, Джулия. Закажи себе что-нибудь, а я обойдусь этим. — Он поднял свою кружку.

Она заказала официанту салат под названием «акапулько».

— Ну что? — спросила она, отпивая кофе маленькими глоточками. — Как дела на орбите?

Он пожал плечами:

— Как всегда. Нет, вру. Еще скучнее, чем обычно. — Он помолчал и добавил: — Я серьезно подумываю о переменах, — и сам удивился, зачем он это сказал.

Что-то жесткое появилось в ее доселе доброжелательном взгляде.

— Сколько раз я уже это слышала?

— Нет, на сей раз я серьезно. Мы были на грани катастрофы. Меня не устраивает система безопасности этой компании.

— А что ты мне говорил в прошлый раз? Или в позапрошлый? Разве тебя не собирались повысить и перевести на лайнер, летающий на Марс?

— Я был в списке кандидатов, но мне не повезло. Он даже удивился, насколько легко слетела с губ эта ложь.

Она отхлебнула кофе, скептически гладя на него поверх посыпанной шоколадом пены.

— И какие у тебя планы?

Он опустил глаза:

— Я пока не думал об этом.

Ей принесли салат, и, глядя на ее снисходительную улыбку, Беннетт решил, что она объявит перемирие. Джулия подцепила вилкой кусочек авокадо и начала жевать, не спуская с него глаз.

— Как твой отец, Джош? Ты успел его навестить? Беннетт кивнул. Он просто не в силах обсуждать с Джулией события сегодняшнего утра.

— Ты же знаешь, как он.

Беннетт заказал, еще кружку пива, третью по счету. В голове у него немного зашумело, и он словно со стороны глядел на эту беседу с женщиной, к которой не испытывал практически уже никакой привязанности.

Джулия поднесла ко рту вилку с кусочком сыра бри и спросила:

— Ты уже ходил на свидание с голограммой Эллы после своего возвращения, да, Джош?

Он пожал плечами, удивленный такому повороту разговора.

— А если и ходил? — спросил он. И добавил: — Откуда ты знаешь?

— Потому что ты всегда такой… не знаю… такой меланхоличный, что ли, после свиданий с этой Илгой.

Обзывая образ Эллы «Илгой», то есть имитирующей личность голограммой, Джулия высмеивала его визиты в мемориальный сад.

— Мы с ней поболтали. Было приятно увидеться с ней снова! Я ее больше месяца не видел.

— Это не она, Джош. Бога ради! Это компьютерная программа, проекция!

— Знаю. — Он уставился на нее. — Но это все, что осталось у меня от Эллы, не считая воспоминаний.

— В таком случае научись обходиться воспоминаниями, как делают все нормальные люди, потерявшие близких.

— Одних воспоминаний недостаточно, Джулия. Мне нужно больше. У нас с ней особые отношения.

Джулия театральным жестом бросила вилку в салат: —Бог ты мой! Беннетт почувствовал, как в нем закипает злость.