— Я не слишком хороший шифровальщик, — напомнил Китт.

— Придется постараться, — Мору затушил сигарету, и экран погас.

Под утро он тайно покинул свой дом и через час вместе с пятью другими предстал перед Генералом Ордена Волков Святой Инквизиции. Каждый из полудюжины был благосклонно допущен к руке Генерала.

Между собой они звали его Вожак, чужие называли Слепцом. Он и впрямь был слеп, этот рано поседевший и нынче худой, а некогда рослый и крепкий мужчина. Вожак служил Церкви с самого детства, слепого мальчишку жалели и любили в городке, где он родился — конечно, он ведь никогда не видел Мирового Света. Единственным шансом мальчика была Церковь, увидеть свет хотя бы после смерти было его мечтой. Мечтал ли о чем-либо слепой старик теперь, было неизвестно. Неизвестно было даже его имя, в секретных церковных документах он назывался всегда лишь по должности, Генерал Ордена Волков. Неизвестен был и его точный возраст, но всем, кто был осведомлен о существовании Ордена Волков и его Генерала, казалось, что старый Вожак был с Церковью всегда. Подле него всегда стояли двое монахов с цепким взглядом и сильными руками — это были его глаза.

— Да пребудет с вами Мировой Свет, дети мои, — тихо проговорил старый Вожак. — Рассказывайте.

Братья отчитывались о проделанной работе.

Чуть меньше пяти лет в Инквизиции существовал тайный Орден Волков Господа. Символ Ордена представлял собой волка серого окраса, бегущего влево по черному фону. В пасти зверь держит ключ с ушком в виде символа Мира — кругом и полукругом. Волкам Господа надлежит тайно проникать в ряды еретиков, притворяясь такими же дикими тварями. Дело их — Скрывать себя и Открывать тайное, что и символизирует ключ. Волки выявляли ересь, Псы загоняли и рвали добычу. Личными агентами Генерала Ордена была полудюжина братьев, лучшие агенты Ордена, и Рейхар был горд тем, что ему доверяет сам Вожак.

Рейхар слушал рассказы братьев о еретиках, считающих, что раз из тьмы они вышли, то во тьму и должны вернуться, а Церковь препятствует им в завершении их жизненного круга. Отчеты о ведьмах, высиживающих яйца, что были снесены черными колдовскими кочетами, хулящими Господа человеческими голосами. Слушал отчеты о достоверности тех последних слухов и сплетен, что стоили внимания самого Слепца, но мысли его все время возвращались к секте и Тшевам.

Виль был прав, Ромура — «пустой и никчемный». Слабый человек был этот Ромура. Трусливый человек и говорливый, если найдется тот, кто будет слушать. Рейхар слушал Ромуру долго, а Ромура был рад, потому что его давно уже никто так внимательно не слушал, кроме этого красивого и состоятельного светлоглазого врача. А Рейхар вел себя как господин города, в нем была спокойная сила и уверенность, и Ромуре чудилось, что рядом с таким значительным другом, как Рейхар, и сам он становится как-то значительнее. Он болтал без умолку весь этот год, а недавно решил даже женить Рейхара на своей сестре. Рейхар же, хоть и не подавал виду, не говорил об Улии, весь год незаметно и осторожно подводил Ромуру именно к тому. Улиа была ему нужна, потому что, хотя книги переписывали они оба, среди еретиков как раз она, а не ее пустоголовый брат пользовалась определенной известностью и даже уважением. У нее не только был разборчивый скорый почерк — она действительно хорошо разбиралась в людях.

На счастье Рейхара, несмотря на свой удивительный ум, она оставалась всего лишь слабой женщиной в этом Мире. Что нужно женщине? Чтобы мужчина мог рассмешить ее, пожалеть ее и позаботиться о ней. На то, чтобы доказать, что он, Рейхар Китт, врач и сын врача из Ноори, способен и на юмор, и на сочувствие, и на заботу, потребовалось почти пять месяцев. Иногда Рейхар жалел, что Улиа не родилась юношей, как явно было задумано Господом. Эта ее напористость, это чутье на людей, эта живость ума — она стала бы одним из лучших Волков Господа, отличным боевым товарищем, верным другом. Но, видимо, в последний момент создатель передумал и выдал сообразительному парню красивое и ладное девичье тело. Что Рейхару было, в общем-то, только на руку — будь госпожа Тшев мальчишкой, разве обошелся бы он всего лишь шутками, утешением и заботой? Говорят, если только не лгут, где-то в Хонти есть прекрасная и отважная дева-воительница; она, должно быть, такая же, как наша Улиа. Но, должно быть, и на нее найдется утешитель из Инквизиции.

Конечно, Рейхар, как и другие Волки Господа, не исповедовал обета целомудрия. Одного этого было бы достаточно, чтобы монахи-псы, которым приходилось жить во грехе и обходиться друг другом, возненавидели Волков. Волкам дозволено пользоваться имуществом, пить, браниться, распространять слухи и ереси, гулять с девками и, что тоже обидно, командовать Псами. Раньше достаточно было одного слова Волка, чтобы вся свора Псов набросилась на человека. Сейчас, правда, хватало уже любого доноса, сами Псы могли натравливать друг друга на горожан, чем, без сомнения, пользовались и чем упивались.

Но тем и сложнее была служба брата-волка. Дав обет нестяжательства, волк-монах проводил свои дни в роскоши, но при этом каждый миг должен был понимать, что все это — лишь дурная маска, серая шкура дикого зверя, которую рано или поздно ему придется оставить. Волк нарушал свои обеты каждый день и обязан был оставаться верным им. Он пил, но не забывался, щупал хихикающих грудастых девок в кабаке, но при этом слушал и запоминал все, что говорят собутыльники, покупал нарядные одежды и жил в хорошем доме, но не считал это своим, настоящим.

Рейхар разглядывал лица братьев-волков. Рядом с ним стоял Рут Ленер, его ближайший друг. Они вместе пришли в Орден еще мальчишками, жили в маленькой двухместной келье, вместе учились, вместе дрались. Пусть затем их развела судьба и порознь поднялись они до личных агентов Вожака, сейчас они вместе имели право и привилегию работать в столице. Рут был хорошим, удачливым Волком Господа: его простоватое румяное лицо, моложавое и улыбчивое, располагало к себе, и даже самые подозрительные из еретиков вскоре доверяли ему. Каждый из них только тогда узнавал изменника, когда на закрытом суде видел знакомое румяное лицо среди инквизиторов. И видел, что на Руте скромная серая монашеская ряса.

Рут всегда приходил на казнь «открытых» им сектантов, хотя среди Волков считалось зазорным и опасным видеть, как жгут «их» еретиков. Бытовало суеверие, что кто-то из них может перед смертью проклясть предателя и обречь на вечную тьму. Но Рут не боялся. Некоторые Волки считали, что он жесток и находит удовлетворение в зрелище человеческих мучений, как те простолюдины, что всегда сотнями стекаются на аутодафе. Только Рейхар знал правду — Рут считал себя обязанным видеть, как умирают те, кого он предал.

Он говорил: «Как только я почувствую, что мне жаль их, — я попрошу Слепца отдать меня Псам, ибо сочувствие еретикам есть тяжкий грех, очистить который можно лишь огнем. Но как только я почувствую, что мне нравится это зрелище, — я попрошу тебя, брат Рейхар, не испытывая жалости убить меня и отправить во тьму, которой я заслуживаю, ибо тот зверь, каким я стану, не заслужит огня». Рейхар никогда не ходил на казни. Он боялся, что почувствует жалость или радость от вида извивающихся в огне еще живых человеческих тел, и боялся, что ему не достанет храбрости умереть после этого.