Потери войск трех вышеуказанных фронтов, а также потери Воронежского фронта в период с 28 июня по 24 июля составили 568 347 человек, в том числе 370 522 человека составляли безвозвратные потери (т. е. убитыми и пленными), и 197 825 человек — санитарные потери. При общей численности участвовавших в боях войск 1 310 800 это был довольно чувствительный удар.

По итогам боев июня — июля на южном секторе фронта появился документ, известный как «приказ № 227» от 28 июля 1942 г. Полностью он назывался «Приказ о мерах по укреплению дисциплины и порядка в Красной Армии и запрещении самовольного отхода с боевых позиций».

Начинался приказ с довольно жестких заявлений:

«Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором» (Русский Архив. Великая Отечественная. Т.2(2), М.: Терра, 1997. С. 277).

При этом советское командование вовсе не собиралось отказываться от своей стратегии проведения крупных наступательных операций на центральном участке фронта. 16 июля, в разгар боев на Дону и на дальних подступах к Сталинграду директивой Ставки ВГК № 170514 Калининскому и Западному фронтам было предписано провести операцию в районе Ржева. Однако кризис в южном секторе фронта вынуждал снимать для его парирования силы с главного операционного направления. Так, например, 7-й танковый корпус П.А.Ротмистрова, формировавшийся на Калининском фронте, был вынужденно использован под Воронежем в составе 5-й танковой армии. Неприятной неожиданностью для Верховного Главнокомандующего стали, судя по всему, темпы отхода армий на южном секторе фронта:

«Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо если не прекратим отступление, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог» (Русский Архив. Великая Отечественная. Т.2(2), М.: Терра, 1997. С.277).

Действительно, сохранение армии и промышленности в 1941 г. в условиях отхода на многие сотни километров породило в некоторой части солдат и командиров Красной Армии уверенность в возможности дальнейшего отхода назад, тем более в отсутствии в ближнем тылу отходящих войск столицы страны или хотя бы второго по величине города (Ленинграда). Отход после опыта 1941 г. стал делом привычным, хотя в 1942 г. уже не было «тонкой красной линии», и войска воевали преимущественно в плотностях, близких к нормальным.

Справедливости ради следует отметить, что отступление лета 1942 г. принципиально отличалось от событий лета 1941 г. Бывший начальник штаба LII армейского корпуса Ганс Дёрр впоследствии писал: «Потери русской армии с 28 июня по 25 июня были, пожалуй, меньшими в сравнении с потерями наших сил. По нашим подсчетам, она потеряла только 80 000 пленными — цифра, почти не имевшая значения. Управление войсками на русской стороне, как это мы могли наблюдать с начала летней кампании, свидетельствовало о том, что противник стремится сохранить свои силы» (Дёрр Г. Поход на Сталинград (Оперативный обзор). М.: Воениздат, 1957. С. 29).

Кроме того, катастрофическое развитие событий на юге противоречило советской стратегии нанесения поражения группе армий «Центр». Поэтому дальнейшее расходование сил на сталинградское и кавказское направления и отказ от активных действий в центре были для Ставки ВГК недопустимыми. Фронты теперь должны были лучше держаться за счет «внутренних резервов», т. е. повышения устойчивости войск:

«Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять нашу Родину.

Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте» (Русский Архив. Великая Отечественная. Т.2(2), М.: Терра, 1997. С. 277).

В целом можно охарактеризовать приказ № 227 как вполне обычный и ожидаемый в той обстановке. Такие же приказы об упорной обороне получали войска группы армий «Центр» в декабре 1941 г., когда отступление означало потерю техники, тяжелого оружия и возможную катастрофу.

Появление приказа № 227 не означало потерю самообладания Верховным Главнокомандованием. Буквально на следующий день, 29 июля, Брянскому фронту было приказано вывести в резерв и отправить на Урал две стрелковые дивизии, а Сталинградскому — шесть стрелковых дивизий из состава сохранившихся в 21, 28-й и 38-й армий. Из 21-й армии были изъяты три стрелковые дивизии. Одна из них, 293-я стрелковая, была отправлена в Бузулук на доукомплектование и в штатной численности прибыла на фронт незадолго до контрнаступления ноября 1942 г. 13-я гвардейская стрелковая дивизия А.И.Родимцева была отведена на левый берег Волги для отдыха и доукомплектования. В сентябре она будет переправлена в Сталинград и сразу окажется в гуще городских боев. Выплеснув раздражение в приказе № 227, Верховный Главнокомандующий начал подготовку к очередному раунду борьбы. Под Ржевом и Сычевкой должны были перейти в наступление войска Калининского и Западного фронтов, под Сталинградом должны были устоять под ударами немцев экс-резервные армии.

Ситуация, когда ключевые сражения разыгрывались вокруг крупных промышленных центров, была типичной для Второй мировой войны. Помимо Сталинграда можно назвать Харьков, вокруг которого разыгралось три крупных сражения в 1942–1943 гг. Сталинград (Царицын) еще до революции стал крупным промышленным центром, связанным с производством продукции военного назначения. В ходе Гражданской войны оборона Царицына стала одним из крупнейших сражений между белыми и красными. В период индустриализации город продолжил свое развитие в качестве центра военной промышленности семимильными шагами. Накануне войны в нем насчитывалось свыше 445 тыс. жителей и имелось 126 промышленных предприятий, в том числе 29 предприятий союзного и два республиканского значения. Сталинградский тракторный завод дал стране свыше 50 % имевшихся тогда в СССР тракторов (300 тыс.). Он производил как сельскохозяйственные тракторы СТЗ-3 (мобилизуемые в артиллерию), так и специализированные тягачи СТЗ-5, использовавшиеся в артиллерии дивизионного звена. На шасси СТЗ-5 в 1942 г. также монтировались установки РС. Незадолго до начала войны СТЗ стал осваивать производство танков. После потери Харькова и эвакуации его оборудования на Урал СТЗ на какое-то время стал главным производителем танков Т-34. Завод «Баррикады» был одним из крупных производителей артиллерийских орудий до 203-мм калибра (Б-4). Завод «Красный Октябрь» производил ежегодно 775,8 тыс. тонн стали и 584,3 тыс. тонн проката. Сталинградская судоверфь в Сарепте (известная как завод № 264), переданная в Наркомат танковой промышленности, в 1942 г. занималась производством корпусов и башен танков Т-34 для СТЗ. Помимо этого город, названный именем И.В.Сталина, имел большое политическое значение.