Войдя в гостиную, используемую ею под мастерскую, Лайза швырнула сумочку в одно кресло, а сама плюхнулась в другое, сердито глядя на свое отражение в зеркальной стене.

– Дура ты, дура, – пробурчала она. – Самая настоящая идиотка. Надо же, и все это лишь ради того, чтобы получить скульптуру работы этого поганца Джека Харриса для папы. И ты еще не знаешь, чем дело кончится, и как это в итоге тебе понравится, и уж тем более понравится ли ему.

По-прежнему что-то бормоча, Лайза бросила взгляд на магнитофон, соединенный с телефоном, и решила прослушать запись.

Если телефон звонил в дневное время, Лайза считала своим долгом отвечать – пережиток, оставшийся у нее со времен работы на материке, где телефон являлся жизненно важным атрибутом ее творческой деятельности.

И только после ее переезда в Лонсестон Лайзе удалось ограничить себя одним аппаратом – в мастерской. Во время сна она отключала звонок, всецело полагаясь на магнитофон. Это было необходимо, когда девушка только переехала сюда и ей постоянно звонили, ошибаясь номером и поднимая ее каждую ночь в течение первых двух недель.

Хорошо быть таким, как Джек Харрис, подумала Лайза. Он-то делал все наоборот – совершенно не обращал внимания на звонки телефона во время работы.

А по ночам он скорее всего слишком занят другими вещами, чтобы отвлекаться на телефонные разговоры, вздохнула про себя Лайза, направляясь к аппарату.

Сначала шло сообщение от ее отца, в котором, несмотря на то, что он давно уже отошел от дел, время от времени просыпался некий офисный инстинкт: он интересовался, почему Лайзы среди бела дня нет на рабочем месте. Затем – сообщение от матери, волновавшейся, что, раз дочери нет дома среди бела дня, значит, она на работе и, наверное, переутомляется. А потом – этот невероятный немыслимый голос.

– Говорит Ганс. Здорова ли ты, Кетти, или, может быть, Энни? Впрочем, это не имеет значения… «как розу ни назвать» и т. д. и т. п. – весьма затейливый пассаж, как мне кажется. Быть может, случится так, что мы сумеем… однако, похоже, сейчас не время для флирта. Я лишь передаю сообщение твоему человеческому воплощению, которое должно вот-вот прибыть домой.

Лайза, с трудом веря своим ушам, прокрутила сообщение снова, чтобы убедиться, что расслышала верно.

– Мое человеческое воплощение желает сообщить, что на этой неделе в «Принсес-театр» дают весьма пристойный спектакль «Кровать, полная чужаков», и если твой индивидуум ничего не имеет против обеда и похода в театр, не соблаговолит ли она: а) дать об этом знать как можно скорее и б) оказать любезность и приобрести билеты на вышеуказанное представление. Я предпочел бы пятницу и чтобы были приличные места – не на галерке. По поводу обеда мой индивидуум все устроит сам. Если ответ будет положительным, попроси твое человеческое воплощение одеться соответственно – например, подчеркнуть ножки – и сообщить мне адрес, где ее можно забрать ровно в шесть часов вечера.

– Я тебе покажу ровно в шесть часов вечера! – закричала Лайза, схватила трубку и принялась набирать номер Харриса, нажимая на кнопки с такой силой, словно хотела продавить их насквозь. Однако когда она добралась до последней цифры, в ней проснулся здравый смысл и она бросила трубку, так и не набрав до конца номер.

Лайза сообразила, что Харрис все равно не подойдет к телефону сам: он ясно дал понять, что рассматривает его как устройство, служащее для его удобства, и пользуется им лишь в из ряда вон выходящих случаях, особенно в рабочее время. Так что ей опять придется иметь дело с его ненормальным «вторым я» – Гансом, а для этого необходима некоторая подготовка.

Ганс! При одном этом имени Лайзу начал разбирать смех, однако он нисколько не смягчил девушку.

– Ну и непробиваемый же он! Сначала водит меня за нос со своим деревом, потом целует как полную дуру, и вдруг – просто королевские церемонии. А теперь еще это! Более идиотского способа вести дела и не придумаешь…

Это была настоящая пылкая речь, однако Лайза заметила в зеркале, что ее сердитое отражение не очень-то на нее реагирует.

Девушка долго сидела, глядя то на свое отражение, то на безмолвный телефон, притаившийся в углу, как кошка, готовая к прыжку.

Первой реакцией Лайзы было просто перезвонить Джеку и послать на все четыре стороны, однако она тут же решила, что это уже чересчур, да и не слишком разумно, если она хочет завершить дело и получить то, чего добивается. Однако оставить все как есть, особенно на условиях Харриса, было тоже крайне опасно. Нет, она не будет отказываться от сделки, решила Лайза, но условия продиктует сама! Самое трудное – придумать, как это все устроить.

И Лайза потянулась за карандашом и бумагой. Сначала надо придумать подходящее имя для ее магнитофона, если уж она решила включиться в игру Джека Харриса.

Белла! Если все магнитофоны мужского пола, за исключением, разумеется, Ганса, носят имя Пит, то магнитофон женского пола должен зваться Беллой. Хорошо, с этим разобрались. Поехали дальше…

Целых полчаса Лайза сочиняла, записывала, сто раз переписывала свое послание, но в конце концов осталась довольна первой частью своего плана, хотя остальная программа по сведению счетов с Джеком Харрисом вырисовывалась пока довольно смутно.

Однако к этому времени настроение Лайзы заметно улучшилось: она вволю повеселилась, сочиняя пылкий диалог между двумя машинами. Девушка набрала номер Харриса и, затаив дыхание, стала ждать ответа. В последнюю секунду Лайза испугалась, что Харрис подойдет сам и тогда ей придется вешать трубку. Но если все будет так, как она рассчитывала…

Так и вышло. Ей любезно сообщили, что человеческое воплощение Ганса приходит в себя под очень холодным душем после того, что он определил как «совершенно душераздирающее происшествие», постигшее его днем.

– Один: ноль в мою пользу, – усмехнулась Лайза, слушая монотонное завывание магнитофона. И когда настал ее черед, девушка была в полной боевой готовности.

– Гансик, душка… – начала она голосом, наиболее, по ее мнению, приближенным к сладострастному механическому шепоту. Затем Лайза взялась за осуществление своего плана мести, но сначала надо было покончить с текущими делами. Разумеется, ее человеческое воплощение возьмет билеты в театр, и ей будет велено отправляться немедленно, чтобы достать самые лучшие места, какие будут в наличии. Лайза назвала свой адрес, подтвердила время, заверила, что да, ноги она обеспечит. – Хотя не пойму, зачем, милый? Я сама так редко ими пользуюсь, это так несовершенно.

Под конец ее так понесло, что Лайзе с трудом удавалось удерживаться от смеха. Однако она сумела завершить разговор самым смачным поцелуем, каким только могла наградить телефонную трубку.

– Вот тебе, Ганс! – с торжеством объявила Лайза, повесив трубку. – Надеюсь, после этого тебе опять потребуется хороший ледяной душ. А теперь займемся твоим прославленным хозяином…

В течение последующих трех дней Лайза прилежно разрабатывала свой план: взяла билеты в театр и остальную часть времени напряженно размышляла над тем, как поставить непочтительного красавца мистера Харриса на место, и этим чуть не довела себя до помешательства.