Со все умножающейся ненавистью Олега Арсеньевича к теще сына, с растущим отвращением к его жене Полина Сергеевна ничего не могла поделать. И она стала думать, что эти негативные чувства — для него своего рода защита, островок суши в море разочарования, в которое забросил их Сенька. Нужно ведь где-то отсидеться, передохнуть, извергнуть проклятия обидчикам. Полина Сергеевна испытывала те же чувства, но не могла себе позволить их высказывать, давила. Два дышащих ненавистью родителя — это уже слишком.

Прогноз Полины Сергеевны о том, что Юся будет замечательной матерью, к сожалению, не подтвердился. Она была истеричной матерью. Гипертрофированная забота сменялась полнейшим отсутствием всякой заботы. Настроения истеричных особ подобны качелям — то они взлетают до высшей точки, то падают вниз, теряя связь с действительностью. Ребенок плакал, кричал, заходился по ночам. Юся носилась с ним по квартире как безумная, с воплями: «Умирает! Он умирает! Вы люди или сволочи?! Вызывайте «скорую»!» А бывало, что надсадный хриплый крик Эмки не мог разбудить маму с папой. Тогда Полина Сергеевна входила в их комнату, брала внука на руки, уносила, кормила, поила водичкой, укачивала. Так продолжалось месяц, пока с помощью подруги Леночки, которая была на десять лет старше и уже дважды бабушка, Полина Сергеевна не заполучила педиатра Рубинчика.

Это был маленький мужчина лет тридцати пяти, работавший в известной детской больнице и подрабатывающий частной практикой. За визит он брал столько, сколько получал, наверное, в месяц по месту основной работы. Чтобы ценили и прислушивались, очевидно. Выражался Рубинчик совсем не так, как типичный педиатр. Участковый врач говорила: «Покакал жидким стулом», а Рубинчик: «Посрет зеленым, сразу мне звони». Он неуважительно «тыкал» Юсе и Сеньке, словно они были не родителями младенца, а недоумками, которым с небес свалился ребенок.

Во время первого визита Рубинчик решительно и безоговорочно отстранил Полину Сергеевну и Олега Арсеньевича:

— Бабушка с дедушкой? Свободны! Отдыхайте, вы свое уже вырастили.

Осмотрев Эмку, Рубинчик приказным тоном велел Юсе:

— Взяла бумагу и ручку! Села конспектировать!

Он часа полтора диктовал, а Юся записывала, как кормить, поить, пеленать, купать, массировать животик, чтобы отходили кишечные газы, как избежать опрелостей, лечить экссудативный диатез…

Все это было в книгах, которые Полина Сергеевна загодя купила невестке, об этом толковали патронажная медсестра и участковый педиатр. Но Юсе, чтобы усвоить прописные истины, видимо, нужно было брать под козырек, нужен был командир вроде Рубинчика с его властным тоном и просторечными выражениями.

Полина Сергеевна, разговаривая с Леночкой, которая протежировала Рубинчика, посетовала на вульгарные манеры педиатра.

— Неужели? — удивилась приятельница. — На нас он произвел впечатление интеллигентного квалифицированного специалиста.

— Тогда нужно допустить, что Рубинчик еще и хороший психолог. Он видит мать и понимает, какая схема поведения необходима.

— А твоя невестка…

— Увы! И Рубинчик отчаянно дорог, хотя моя невестка звонит ему по три раза на дню, что покрывает любой гонорар.

— Полинька! Сколько зарабатывают врачи? А они тоже люди, и их жены не в лаптях желают ходить, а в стильных сапожках.

— Да, конечно, я понимаю, извини! Хороший доктор заслуживает хорошего автомобиля.

— Они зарабатывают на младенцах. Ах, прозвучало как цитата из фильма ужасов! Я имела в виду: вокруг новорожденного все носятся как очумелые и готовы платить любые деньги. А потом страхи рассеиваются, и бесплатный педиатр из районной поликлиники уже кажется вполне приемлемым.

— Ты совершенно права, и твой опыт оказал мне неоценимую услугу. Можно ли говорить, что опыт оказал услугу? При случае, пожалуйста, найди возможность донести до Рубинчика, что мы в восторге от его… профессионализма.

Рубинчик, как громоотвод, погасил Юсины истерики, стал ее богом и кумиром. По подозрению Полины Сергеевны, в привязанности невестки к педиатру имелась и другая составляющая, не имеющая ничего общего со здоровьем Эмки. В окружении Юси давно не было мужчин. А тут появился — грозный, с начальственным голосом. Хоть и плюгавенький, а можно вытребовать в любой час дня и ночи. Юся беззастенчиво пользовалась финансовым кредитом родителей мужа. Пока деньги не кончились и Полина Сергеевна не сказала, что прививки — бесплатно! — можно делать и в детской районной поликлинике. Юся обиделась и позвонила маме.

Каждый визит бабушки Клавы был испытанием. Ее сюсюканье с малышом вызывало у Олега Арсеньевича рвотный рефлекс.

— Ах, ты мой сюся-пуся! — плавилась Клавдия Ивановна. — Дай я поцелую тебя в сладкую жопку! Поля, Поля, смотри! У него хрен стоит! Малюхонький, а туда же — стоит!

— Это нормально, Клава. Так бывает у мальчиков. У тебя не было сына, и ты не знаешь…

— Нет, ну сдохнуть! Они от рождения с торчком. Кого ж ты хочешь поиметь, мой драгоценный?

Олег Арсеньевич уходил в спальню и громко хлопал дверью.

— Клавдия Ивановна! — взрывался Арсений. — Что вы несете?

— А что?

— Мама шутит, — выступала в защиту Юся.

— Давайте оставим бабушку с внуком, — миролюбиво предлагала Полина Сергеевна. — Ничего страшного она с ним не сделает. А сами пойдем накрывать стол к ужину.

Бабушка Клава выдерживала не более пяти минут общения с младенцем.

Олег Арсеньевич и Полина Сергеевна никогда не строили иллюзий относительно долговечности брака сына с Юсей. И все-таки не ожидали, что охлаждение наступит столь быстро. Арсений все меньше времени проводил дома. Уходил вечером на лекции, потом, по его словам, занимался в библиотеке. «У меня курсовая, семинар, доклад… — отвечал Сенька на жалобы жены. — Мне нужно готовиться, а дома никаких условий». Юся ревновала, не верила, что он целыми днями торчит в библиотеке. Наверное, гуляет, шляется с приятелями по барам, и не только с приятелями. А она — как в тюрьме заточенная.

Вольная птица, не привыкшая к режиму и систематическому труду, Юся вначале воспринимала свое материнство как подвиг, а потом этот подвиг ей надоел. Если уж сравнивать Юсю с птицей, то она походила на гусыню с ненасытным аппетитом. С детства она неправильно питалась, обожала бутерброды. Дверца холодильника постоянно хлопала — это Юся делала себе бутерброды с колбасой, с сыром. Она любила навалить на кусок хлеба кабачковой или баклажанной икры или намазать хлеб толстым слоем масла, а сверху водрузить порезанное на две половинки яйцо вкрутую. Запивать предпочитала пивом, купленным во время прогулки с ребенком, пила тайком, прятала пустые бутылки и банки в детской коляске. Юся ела и ела — заедала депрессию, при этом постоянно читала про диеты в глупых журналах, которые покупала пачками.

Она не влезала в старую одежду и в ту, что купила ей после родов свекровь.

Полина Сергеевна слышала, как жалуется Юся по телефону матери: