Даша тоже почти не изменилась с тех пор, когда Иван Андреевич видел ее последний раз. Ее профиль остался таким же мягким и нежным. Пожалуй, ее красота не была безупречной, как, например, у его жены, но не это было важно для Лукьянова. Даша была женщиной, предназначенной для него, а доставшейся другому. По недоразумению. По недосмотру кого-то там… наверху… По беспечности и халатности того, кто следит за свершением браков на небесах.

Иван Андреевич укутал жену одеялом. Она сразу свернулась под ним в уютный клубок, будто только и ждала, когда муж наконец сжалится над ней и спасет от ночной прохлады. Лукьянов потер рукой тяжко ухнувшее сердце. Он затевает нечто ужасное против этой женщины, а она еще не знает об этом, потому так спокойно и сладко спит. А что же он, собственно, затевает? И затевает ли? Да… затевает… Он очень хочет еще раз встретиться с Дашей и… Чего же он от нее хочет? Неужели только того, на что не решился в юности? Не решился… Не потому что боялся неудачи… Он так любил Дашу, что не мог на нее надышаться. Он не мог овладеть ею, например, в заплеванном подъезде или в разросшихся кустах. Его высокая любовь могла допустить близость с этой девушкой только на чистом ароматном белье. Они с ней при этом не должны были бы никуда спешить и вздрагивать от посторонних звуков. Они должны были сочетаться законным браком.

Лукьянов прошлепал босыми ногами на кухню, где жадно закурил. А что он может предложить Даше сегодня? Ничего! Он находится в таком же положении, как в юности. У него нет дачи, куда можно было бы уехать тайно от жены. Он не может привести Дашу в квартиру какого-нибудь приятеля. У него есть единственное убежище – салон старенькой «девятки», которую Элла еще не успела продать, но он не может даже представить, чтобы в нем… Иван Андреевич обжег пальцы, схватившись за тлеющий кончик сигареты. Черт! А с чего он взял, что Даша на что-нибудь согласится? Как это с чего? Она же так страстно отвечала на его поцелуи! Так крепко прижималась к нему! У Лукьянова засвербило в носу от нахлынувшей нежности к этой женщине. Что-то у нее не так с Архиповым. Что-то не ладится, иначе она не стала бы… А что, собственно, она такого сделала против своего мужика? Подумаешь, пару раз поцеловалась с другим! Поцелуй – штука невинная… Хотя… с другой стороны… иногда поцелуи могут значить гораздо больше, чем… Да-а-а… Как хотелось бы узнать, что на самом деле творится в душе у Даши. Ну почему он, кретин, не взял у нее номера телефона? Сунул, болван, ей свою визитку, будто бы она прямо так и примется ему названивать! Она не примется… Это же Даша…

На следующий день Лукьянов впервые в жизни читал свои лекции так неинтересно и вяло, что многие учащиеся, в большом удивлении пожав плечами, повставляли в уши закорючки наушников от мобильников и унеслись в привычный мир современной музыки. Преподаватель этого не заметил. Его мысли были далеки от предмета. С трудом дотянув до конца рабочего дня, он отменил несколько часов дополнительных занятий и рванул к дому Даши. Он должен ее увидеть, иначе все… кранты… смерть…

Иван Андреевич прождал Дашу во двор ее дома около трех часов. В конце концов, его ожидание было вознаграждено. Он увидел, как она заходит в арку двора. Одна.

Он неожиданно вынырнул перед ней из-за детской беседки. Даша испуганно охнула, а потом ее лицо болезненно скривилось. Но, как понял Лукьянов, не из брезгливости или нежелания его видеть. Она была ему рада, но боялась его и всего того, что может между ними произойти. Того, что должно произойти. Того, что непременно произойдет.

– Пошли, – сказал он и потянул ее за собой обратно в арку. Он вдруг сообразил, куда может привести Дашу. Сейчас полно небольших гостиниц и отелей, где никого не волнует, с кем мужчина собирается делить номер. Времена не советские. Времена другие – разрешающие все, что очень кстати. Лукьянов даже вспомнил, что один крохотный отельчик находится возле колледжа, где он преподает. Называется «Парус». Смешно. Почему именно «Парус»?

Даша, которая уже почти разрешила провести себя через арку двора, вдруг остановилась. Иван вопросительно поглядел на нее.

– Я не могу, Ваня… – прошептала она.

– Похоже, что ты не можешь больше так жить, как жила… – отозвался он.

– Да… Ты прав, но… Словом, я не могу обманывать мужа… врать ему… Это не для меня…

Лукьянов приблизился к ней, заглянул в глаза и жестко сказал:

– Ты давно его обманываешь! Разве нет?!

Даша вздрогнула всем телом. Ее рот открылся и беззвучно зашевелился, как у выброшенной на берег рыбы. Лукьянову стало стыдно. Ему хотелось спрятать ее в своих объятиях, но он не мог сделать этого на людной улице. Он мог только сказать:

– Прости меня за эти слова, Даша. Я их произнес только потому, что и сам нахожусь в таком же положении. Я… сплю с женой, а думаю только о тебе. Я люблю тебя… Да и ты…. я не мог ошибиться… Пойдем со мной… а все, что будет потом… оно и будет потом… не сейчас… То… ужасное… «потом» мы вместе и встретим. Нам будет легче вместе… вдвоем… Поверь мне…

И она пошла с ним. Может быть, и не поверила, но пошла. И даже разрешила взять себя за руку, холодную и дрожащую. Лукьянов так и держал ее за руку все то время, что они ехали на автобусе, а потом в метро.

В отеле «Парус» действительно никого не взволновало то, что он снял номер на себя и женщину с другой фамилией. Очевидно, для этого заведения такое было в порядке вещей.

В номере стало понятно, почему отель назывался «Парус». Окно, которое, как сразу понял Лукьянов, выходило на оживленную пыльную магистраль, было закрыто куском голубой шелковой ткани, по форме напоминающей именно парус. Это было смелым, но верным решением. Отель не мог предложить красивого вида из окна, а потому маскировал голубым парусом малопривлекательный индустриальный пейзаж.

Иван Андреевич перевел взгляд от окна к Даше. Она жалась к двери, нервно расстегивая и застегивая верхнюю пуговку на белой блузке. Как же она была хороша! Как же шел ей этот белый цвет! Он всегда ей шел… То платье для выпускного бала… оно тоже было белым-белым…

– Дашенька… – выдохнул он и прижал ее к себе. Плечи ее мелко-мелко дрожали. Ничего… Она скоро перестанет дрожать от страха или неловкости… Она будет рядом с ним дрожать от страсти… Он все сделает для этого…

Лукьянов принялся ее целовать, и плечи испуганной женщины действительно распрямились, и она наконец обняла его за шею руками. А он не знал, как быть дальше. Что сделать? Начать раздевать Дашу или еще погодить? Иван вдруг понял, что ничего не знает о ее сексуальных пристрастиях: что она любит, чего ни в какой форме не приемлет. Тогда, в юности, они оба были неопытны в этом деле и постигали бы премудрости интимной жизни вместе. Сейчас у них за плечами был уже богатый сексуальный опыт, но он-то как раз и может помешать в данной ситуации.

Иван Андреевич осторожно положил руку на застежку Дашиной блузки и не без труда выпростал одну маленькую пуговку из такой же крошечной петельки. Вторая пуговка никак не поддавалась. Петелька оказалась слишком тугой, а пальцы Лукьянова – чересчур неловкими. Вот она… первая неудача… Неужели они будут преследовать его весь сегодняшний вечер? Он с ужасом посмотрел на женщину, которую пытался раздеть. В ее глазах плескалось что-то совершенно непонятное. Он, Иван, не знал такой Даши. Это была не Даша… Еще бы! Та Даша, которую он знал, была юной неопытной девушкой. Перед ним стояла женщина… И она уже очень хорошо знала, чего хотела. Новая женщина все с тем же именем Даша тонкими пальцами моментально расстегнула пуговки, безжалостно сбросила блузку на пол и так же быстро стянула с себя узкие джинсы. Когда она завела руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер, он остановил ее. Ну уж нет! Дальше он все проделает сам. Не стоит так торопиться…