Она вошла в продолговатую комнату с высоким потолком на деревянных балках, побеленными стенами и ажурными решетками на окнах. Тут стоял десяток больших кроватей под балдахинами с подвязанными к стойкам занавесками, а посередине помещался длинный стол на ко́злах. Некоторые кровати были неопрятно завалены одеждой, а другие оставались не застланными. В комнате находилась всего одна молодая женщина: одетая в тонкую сорочку, она копалась в сундуке.

– Поторопись, Марджери, ты опоздаешь на обед, – поддразнила ее Дороти.

Кэтрин сморщила нос. Воздух в спальне был затхлый, тут разило по́том, немытыми ногами и неопорожненными ночными горшками.

– Я знаю, тут дурно пахнет. – Дороти вздохнула. – Горничные, как обычно, припозднились. Они должны поддерживать в комнате порядок и проветривать ее. Не беспокойся, они все сделают чуть позже и приготовят для тебя постель. Я открою окно. Тебе, может быть, придется спать с кем-нибудь, – продолжила она, указывая на кровать в углу. – Это зависит от того, кто где ляжет. Мы часто спим вместе. Нас тут больше, чем кроватей.

Марджери взглянула на нее и засмеялась.

В тот вечер матушка Эммет, как обычно, заперла на ночь девичью спальню, и камеристки оказали Кэтрин весьма теплый прием. Их было человек четырнадцать, все родственницы или иждивенки герцогини; одни надеялись найти себе супругов, другие просто радовались возможности жить под крышей благородного дома. Замужние дамы вдовствующей герцогини, вроде Малин Тилни, делили спальные комнаты со своими благоверными, но Маргарет Беннет предпочитала ночевать в общей спальне девушек, так как здесь было удобнее, чем в каморке, где, как она выражалась, дрых ее мужик. Кэтрин уже приятельствовала с некоторыми камеристками и замечала, что они слегка благоговеют перед ней из-за ее близкого родства с герцогиней; для них она всегда оставалась мистресс Кэтрин, хотя друг к другу они обращались просто по именам.

Болтовня и смех не умолкали допоздна; в такое время Кэтрин обычно уже давно лежала в постели. Никто не говорил ей, что пора укладываться, и она сидела за столом вместе со всеми. Удивительно, но ближе к полуночи некоторые девушки встали и принялись заменять огарки свечей в подсвечниках, а маленькая круглолицая Элис Уилкс открыла буфет и извлекла оттуда тарелку, накрытую салфеткой, под которой обнаружился кусок ветчины.

– Стянула с кухни! – объявила она, и все захихикали.

Кто-то расстелил скатерть, пока остальные доставали из буфета тарелки, ножи, стаканы, высокий пирог с начинкой и миску с фруктами. Потом Дороти поставила на стол кувшин вина, и пир начался.

– Налетайте, леди! – воскликнула Элис. – Вы тоже, мистресс Кэтрин.

Все стали наполнять свои тарелки. Угощение было очень вкусное; запретный плод, как известно, особенно сладок.

Но это был не единственный сюрприз для Кэтрин.

– У кого ключ? – спросила Мег Мортон.

– Вот! – триумфально провозгласила Элис, поднимая его вверх, надетый головкой на палец. – Старуха Агнес велит приносить ключ от нашей спальни на ночь в свои покои, но у нее в уборной на крючке висит запасной, и тем из нас, кто помогает ей укладываться спать, легко позаимствовать его. Мы всегда возвращаем ключ на место, пока не наступит утро, и старуха ни разу не заметила, что он исчезал на время. Она храпит как бык!

Кэтрин не смогла удержаться от смеха:

– Но зачем вы хотите покинуть спальню?

– Мы не собираемся никуда уходить, – хмыкнув, сказала Кэт Тилни. – У нас будут гости!

– Они уже здесь! – выпалила Дороти, заслышав тихий стук в дверь.

Кэтрин в изумлении взирала на то, как в комнату вошла группа молодых мужчин. Она знала их всех: шутник мистер Уолдгрейв, коротышка весельчак мистер Дэмпорт, мистер Эшби, мистер Фейвер, а также муж Маргарет, мистер Беннет; все они служили на разных должностях в покоях герцогини. Последним появился мистер Монсей, красивый дюжий церемониймейстер.

– Они пришли к нам пировать, – объяснила Мэри Ласселлс.

Из всех женщин в спальне она нравилась Кэтрин меньше всех. Раньше Мэри нянчилась с внучкой герцогини, одной из дочерей лорда Уильяма, но та подросла, и бывшей воспитательнице нашли место при дворе старухи Агнес.

– Мистресс Кэтрин! – улыбнулся Дэмпорт. – Как приятно видеть вас здесь. Вы теперь настоящая юная леди. Не хотите ли яблоко? – И он изящным жестом протянул ей плод.

– Спасибо, сэр! – отозвалась Кэтрин и сделала быстрый реверанс, подхватывая общее игривое настроение.

Скоро все уже сидели на кроватях, ели, пили и смеялись; разговоры то и дело прерывались чьим-нибудь шиканьем:

– Ш-ш-ш! Нас услышат!

Подмигнув Кэтрин, мистер Уолдгрейв вынул еще одну бутыль вина. Выпивка быстро ударила в голову Кэтрин. Встав, чтобы отрезать себе еще кусок ветчины, она почувствовала, как мир у нее под ногами закачался. Дороти со смехом помогла Кэтрин добраться до постели, на которую она повалилась, не раздеваясь, и закрыла глаза.

– Пусть сегодня поспит одна, – услышала Кэтрин слова Дороти.

– Это ненадолго, – хохотнув, произнес кто-то другой.

Кэтрин слышала звуки какой-то возни и приглушенное хихиканье, а позже, когда пришла в себя и открыла глаза, смутно различила в лившемся из окна лунном свете фигуры людей, лежавших в обнимку на некоторых кроватях: они даже не позаботились задернуть занавески. Некоторые вздыхали или стонали, как от боли; другие сдавленно смеялись. В теории Кэтрин уже знала, что такое «зверь о двух спинах», но не сразу соединила это свое знание с тем, что происходило в спальне. Кто-то из мужчин встал и совершенно спокойно прошел мимо нее в уборную в чем мать родила, и тут у Кэтрин в голове все сошлось.

Она отвернулась к стене и лежала не шевелясь, щеки у нее пылали, сердце бешено колотилось. Как они могут заниматься такими постыдными вещами?

Матушка Эммет и герцогиня наверняка понятия не имели, что тут творится, иначе быстро положили бы этому конец. Невозможно было представить, что Малин Тилни тоже известно о ночных проделках камеристок. Но – Кэтрин обшаривала взглядом залитую лунным светом комнату – Дороти, Кэт, Элис, Мег, Джоан и Дотти… Они все занимались этим, не обращая внимания ни друг на друга, ни на Кэтрин. И Маргарет тоже, судя по звукам, доносившимся из-за занавесок ее постели. Только Мэри лежала одна, не задвинув штор. Но что делали остальные, легшие в постели и задернувшие шторы? У них что, нет ушей? Неужели не слышат, что происходит? Это просто невероятно!

Кэтрин сказала себе, что девушки просто веселятся, и то, чем они занимаются, никому не вредит. Она будет лежать тихо и помалкивать. Этот вечер стал самым важным в ее жизни: Кэтрин чувствовала себя принятой в общество старших. Зачем портить его? Матушка Эммет не раз говорила ей, что благородные юные леди не компрометируют свою добродетель, если надеются удачно выйти замуж. Пусть другие пренебрегают заветами этой почтенной дамы, она, Кэтрин, не станет участвовать в постельных шалостях, но с удовольствием разделит общее веселье. Кто она такая, чтобы выдавать своих подруг? И к чему ей терять только что обретенный рай?