– Огромное спасибо за то, что ты обустроила комнату, чтобы мне было уютно. Я тебе очень благодарна.

– О, не бери в голову. – Она небрежно машет рукой: – Пустяки.

– Уверена, что это были вовсе не пустяки. Вряд ли найдется много таких компаний, которые готовы доставлять покупки по адресам, находящимся в полутора часах езды от Хили.

Она слегка краснеет и отводит глаза, как будто не хочет, чтобы я знала, каких усилий ей стоило сделать так, чтобы я чувствовала себя тут как дома. Но затем она пожимает плечами и говорит:

– Вообще-то мой отец знает все компании, у которых есть такая доставка. Так что это было нетрудно.

– Все равно ты моя самая любимая двоюродная сестра.

– Я твоя единственная двоюродная сестра.

– Это вовсе не означает, что ты не самая любимая.

– Эту фразу часто повторяет мой отец.

– Говорит, что ты его самая любимая двоюродная сестра? – прикалываюсь я.

– Ты понимаешь, о чем я. – Она досадливо вздыхает: – Ты ведь знаешь, что ты зануда, да?

– Еще бы.

Она смеется, подойдя к маленькому холодильнику, стоящему рядом с ее письменным столом.

– Вот, попей, – говорит она, достав большую бутылку воды и бросив ее мне. – И я покажу тебе все остальное.

– Остальное?

– Ага. Есть еще кое-что. – Она подходит к одному из стенных шкафов и открывает его дверцы. – Я подумала, что твой гардероб не очень-то подходит для Аляски, и немного дополнила его.

– Немного – это слабо сказано, ты не находишь?

В шкафу висят несколько черных юбок и брюк, а также белые и черные блузки, фиолетовые и черные тенниски, два черных блейзера и два черно-красных шарфа из шерстяной шотландки. Кроме того, я вижу здесь несколько хлопчатобумажных толстовок на молнии с подкладкой и капюшонами, кучу толстых свитеров, плотную теплую куртку и еще два зимних полукомбинезона – на сей раз, к счастью, не ярко-розовых. Внизу стоят несколько пар новых туфель и теплых непромокаемых зимних сапог, а также большой ящик, похоже, полный книг и школьных принадлежностей.

– В ящиках твоего комода лежат носки, термобелье и флисовые куртки и штаны. Я подумала, что для тебя переехать сюда и так будет достаточно тяжело, и мне не хотелось, чтобы ты беспокоилась еще и об этом.

И вот так просто она ухитряется пробить брешь в первой линии моей обороны, мои глаза наполняются слезами, и я отвожу взгляд, быстро моргая в попытке скрыть, что я не что иное, как ходячая катастрофа.

Но у меня явно ничего не выходит, потому что Мэйси тихо вскрикивает, вмиг оказывается рядом и заключает меня в объятия, благоухающие кокосом. Здесь, в самом центре Аляски, этот аромат кажется неуместным, но он удивительно хорошо успокаивает.

– Грейс, я знаю, что это ужасно. Все это настоящая жесть, и мне так хочется тебе помочь. Хочется взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы все стало как прежде.

Я только молча киваю, потому что в горле у меня стоит ком. И потому что мне нечего сказать. Разве только что мне хочется того же.

Как же невыносимо осознавать, что последние слова, которыми я обменялась с моими родителями, были произнесены в пылу ссоры, кажущейся мне теперь такой глупой.

Как невыносимо думать, что два часа спустя мой отец не справился с управлением, их машина упала с утеса и, пролетев несколько сотен футов, упала в океан.

Более всего мне хочется вновь ощутить аромат маминых духов и хотя бы один только раз вновь услышать низкий, грудной голос отца.

Я позволяю Мэйси держать меня в объятиях столько, сколько могу терпеть – наверное, всего секунд пять, – после чего отстраняюсь. Мне не очень-то нравятся прикосновения – так было всегда, а после гибели моих родителей это неприятие стало еще острее.

– Спасибо за… – я показываю рукой на кровать и стенной шкаф. – За все.

– Пустяки. И я хочу, чтобы ты знала – если тебе когда-нибудь захочется поговорить или хоть что-то понадобится, то я тут, рядом. Я понимаю, это не то же самое – ведь моя мать уехала, а не умерла. – Она с усилием сглатывает и, прежде чем продолжить, делает глубокий вдох. – Но я знаю, каково это – чувствовать себя одинокой. И умею слушать.

Сейчас она впервые заговорила о смерти. И о том, что случилось с моими родителями. И благодаря этому мне намного, намного легче искренне сказать ей спасибо, хотя сейчас я вспоминаю, что Джексон тоже не стал увиливать от этой темы. Пусть во всех других отношениях он и придурок, но, говоря о гибели моих родителей, он называл вещи своими именами. И не обращался со мной так, будто достаточно одного резкого слова – и я рассыплюсь на куски.

Наверное, поэтому я все еще продолжаю думать о нем, хотя мне следовало бы списать его со счетов.

Мэйси кивает, глядя на меня тревожным взглядом, отчего мне становится еще хуже.

– Наверное, мне надо распаковать вещи. – Я с отвращением смотрю на мои чемоданы. У меня такое чувство, словно я только что их запаковала, и в эту минуту мне совершенно не хочется доставать из них содержимое. Только не теперь, когда меня так манит моя ядовито-розовая постель.

– С этим тебе могу помочь я, – говорит Мэйси и показывает мне на дверь в противоположной стене. – Почему бы тебе не принять душ и не переодеться в пижаму? А я тем временем прослежу за тем, чтобы тебе доставили обещанный моим отцом суп, потом ты поешь, примешь таблетки и ляжешь спать. Будем надеяться, что, проснувшись, ты уже немного привыкнешь к здешней высоте.

– Это было бы… – Я и правда чувствую себя паршиво, и мне очень хочется принять душ. А также заснуть, ведь я так нервничала из-за предстоящего переезда на Аляску, что всю последнюю неделю почти не спала.

– Наверное, ты хочешь сказать, что это было бы чудесно? – подсказывает мне Мэйси.

– Да, именно это я и имела в виду.

– Вот и хорошо. – Она подходит к своему шкафу и достает пару полотенец. – Пока будешь в душе, тебе принесут сюда горячего супа, и надеюсь, что уже через полчаса ты почувствуешь себя куда лучше.

– Спасибо, Мэйси. От всего сердца.

Ее лицо освещает широкая улыбка.

– Всегда пожалуйста.

Пятнадцать минут спустя я уже вышла из душа, надев мою любимую пижаму – концертную футболку с изображением Гарри Стайлза, выпущенную по случаю его первого сольного тура, и синие флисовые штаны с рисунком из белых и желтых маргариток. И обнаруживаю, что Мэйси танцует под песню того же Гарри Стайлза «Watermelon Sugar».

Одно слово – кисмет.

Мэйси охает и ахает по поводу моей эксклюзивной футболки, как я и ожидала, но в остальном оставляет меня в покое. Если не считать ее настоятельного напоминания о том, что мне надо целиком выпить большую бутылку воды и принять таблетки.

На моей тумбочке стоит миска куриного супа с лапшой, но сейчас у меня уже нет сил что-то есть. Я ложусь в кровать и натягиваю на голову ярко-розовую простыню и ярко-розовое одеяло.