На третьей скамейке справа у окна сидел молодой человек. Ничем не примечательный молодой человек в кепи, в легком сером пальто. Сидел и посматривал в окно.

Харбери подошел поближе. Левая рука лежит на колене, в руке папиросная коробка. “Казбек”!

Харбери наклоняется и слегка притрагивается к плечу этого человека…

Узковатое лицо, серые глаза, белесые брови…

Так вот он каков, этот Джергер!

Не очень красивое, самое обыкновенное лицо, без каких-либо особых примет. Хорошее лицо для разведчика.

— У вас не найдется спички?

— Пойдемте, я тоже хочу курить, — небрежно произносит в ответ человек с папиросной коробкой.

Он поднимается и выходит вслед за Харбери в там­бур.

Там — трое каких-то парней и женщина с клеенчатой сумкой.

Человек с папиросной коробкой раскрывает ее, достает папиросу, но Харбери папиросу не предлагает, тот достает сигарету. Человек с папиросной коробкой зажигает спичку, дает прикурить Харбери и закуривает сам.

— Гостиница “Москва”, номер пятьсот сорок три, завтра и послезавтра, после шести вечера, входите без стука и смотрите, чтобы никого не было в коридоре, — негромко скороговоркой произносит Харбери.

Понять его слова может только тот, кто их ждет.

— Не угостите папироской? — нерешительно спрашивает один из парней, обращаясь к Джергеру.

Джергер раскрывает коробку, парень берет папиросу, благодарит…

Харбери уже нет в тамбуре.

Осторожен этот майор! Джергер не успел даже как следует его разглядеть…

“Ничего, мистер Харбери, ничего, завтра мы вас рассмотрим, завтра нам придется поговорить подольше! Гостиница “Москва”, пятьсот сорок три, после шести, и чтобы никого в коридоре… А пока что желаю вам счастливого возвращения!”

Все шло, казалось, обычным порядком, ничего будто не изменилось, но это была ужасная жизнь!

Прежде Леночка просыпалась позже Марии Сергеевны, а теперь вставала раньше ее, крадучись, босиком выходила в переднюю, останавливалась у входной двери и прислушивалась… За дверью было тихо. Шла на кухню, готовила завтрак, ждала привычных звонков. Сперва звонила разносчица молока, немного погодя — продавщица из булочной. Обе женщины обслуживали их дом второй год, к ним привыкли, но теперь Леночка напряженно и подозрительно вглядывалась — может быть, с одной из них придет грозящая Марии Сергеевне опасность. Приходил молодой и веселый слесарь из “Мосгаза”. Леночка неотступно следовала за ним на кухню, недоверчиво следя за каждым его движением…

Как-то вечером, когда Марии Сергеевны не было дома, забежала ее сослуживица. Против обыкновения Леночка не предложила ей посидеть, подождать, а, наоборот, зачем-то солгала, сказала, что мама придет поздно.

Каждый человек, который появлялся в доме Ковригиных, вызывал теперь у Леночки глухое раздражение, внутри у нее дрожал каждый нерв.

Ах какая это страшная вещь — подозрительность! Что может быть хуже недоверия? Трудно жить, когда ты не веришь окружающим тебя людям…

Леночка не винила Королева, он выполнял свой долг, и, если она могла, она обязана была ему помочь. Но Леночка лишилась не только покоя, а чего-то более значительного: жизнь утратила для нее свою красоту, свою радость…

Позавчера Мария Сергеевна вернулась домой с Григоровичем, одним из своих помощников по институту. Леночка знала его уже три года. Мария Сергеевна и Григорович продолжали какой-то деловой разговор. Нейтроны, мезоны, позитроны… Леночка плохо в этом разбиралась. Но она забеспокоилась — достаточно ли хорошо знает Мария Сергеевна Григоровича? Честный ли он человек? Ей даже показалось, что она уловила в его тоне скрытое недоброжелательство к Марии Сергеевне.

Через час он собрался уходить, прощался с Марией Сергеевной в передней.

Леночка прислушивалась к их голосам из своей комнаты.

— Подбираем на лето компанию, собираемся в Крым, пешком по Южному берегу, — похвастался Гри­горович. — Присоединяйтесь, Мария Сергеевна, не пожалеете!

Леночка стремительно вышла в переднюю.

— Мама не поедет ни в какой Крым, — чуть ли не выкрикнула она, не позволяя Марии Сергеевне раскрыть рот. — Я ее никуда не пущу. Мама поедет в санаторий…

В тот же день она встретилась с Королевым в кафе на Петровке. Это было уже их пятое свидание. Королев обычно звонил к вечеру, здоровался и назначал место встречи. Преимущественно это были какие-нибудь маленькие кафе. Впрочем, один раз он пригласил ее в кино.

Вернувшись домой, она даже поссорилась с Пав­ликом.

— Где была? — поинтересовался Павлик.

Врать Леночка не любила.

— В кино.

Павлик удивился.

— Одна?

— Нет, не одна, — сказала Леночка таким тоном, что дальше лучше было не спрашивать.

Мария Сергеевна только покачала головой, а Пав­лик обиделся и собрался домой.

Леночка не стала его удерживать, она ведь ничего не могла ему объяснить.

В кафе на Петровке Леночка со всеми подробностями передала Королеву разговор Марии Сергеевны с Григоровичем, рассказала о предложении Григоровича участвовать в туристской поездке по Крыму. И тут же подумала: какие это все пустяки.

— Вы велели обо всем рассказывать, — проговорила она, оправдываясь. — Я, конечно, понимаю, это пустяки, ну а вдруг…

— Правильно-правильно, сообщать надо обо всем, — подбодрил ее Королев. — Но что касается Крыма, думаю, в этом предложении ничего опасного нет…

И все-таки Леночке показалось, что Королев даже осуждает ее за мнительность, ждет от нее чего-то другого.

Встречи их продолжались вот уже около месяца. Уже кончалась весна, уже весь город оделся в зелень, москвичи переезжали на дачи, и в самом городе тут и там прямо на улицах возникали кафе под полотняными тентами…

Марию Сергеевну огорчало изменившееся за последнее время отношение Леночки к Павлику, да и вообще какая-то странная перемена в дочери. А сама Леночка ни о чем не хотела рассказывать. Наоборот, она стала замкнутее, молчаливее, но внимательные материнские глаза замечают подчас то, чего не видят ни мужья, ни женихи, ни поклонники.

Поздно вечером, перед сном, Мария Сергеевна зашла в комнату к дочери.

Та сидела за учебником.

— Ты знаешь, Леночка, я не вмешиваюсь в твои дела, это ни к чему не приводит, — заговорила Мария Сергеевна. — Но не очень-то порядочно не щадить близких людей.

— Это ты о Павлике? — мрачно спросила Леночка.

— Хотя бы.

— А что ему?

— Как “что”? — возмутилась Мария Сергеевна. — Жених он тебе или не жених?