– Если мы не оставим Хонэм, то Хонэм оставит нас, – пылко заявила Ида. – Я не верю в везение. Оно всегда идет не тем путем – против тех, кто на него надеется. Мы будем полностью разорены, только и всего.

– Что ж, возможно, ты права, моя дорогая, – устало согласился старый сквайр. – Я лишь надеюсь, что мой час пробьет первым. Я прожил здесь всю свою жизнь, семьдесят лет и больше, и я знаю, что я не смог бы жить где-то еще. Но на все воля Божья. А теперь, моя дорогая, отправляйся спать.

Ида наклонилась, чтобы поцеловать отца, и увидела, что глаза его полны слез. Ей было так жаль старика, что она боялась сказать даже слово, поэтому она повернулась и пошла прочь, оставив его сидеть одного, печально понурив седую голову.

Следующий день после описанного выше разговора, был одним из тех солнечных осенних деньков, которые иногда выпадают нам в качестве слабой компенсации за мерзость и горькое разочарование тем временем года, которое в этой стране почему-то привыкли именовать летом. Несмотря на бдения и тоску предыдущей ночи, сквайр встал рано, и Ида, которая без сна проворочалась всю ночь, услышала, как его бодрый трубный глас зовет Джорджа.

Выглянув в окно своей спальни, она вскоре увидела на крыльце его самого – высокого, худого, но крепкого мужчину с меланхоличным лицом и хитрыми серыми глазами. Вскоре появился и ее отец в старом халате. Его седые волосы трепал ветер.

– Эй, Джордж, где ты, Джордж?

– Я здесь, сэр.

– Тогда почему ты не отозвался? Я сорвал голос, пока звал тебя.

– Да, сквайр, – ответил невозмутимый Джордж, – я стоял здесь последние десять минут и слышал вас.

– Раз ты слышал меня, тогда почему, черт тебя подери, ты не ответил?

– Потому что я не думал, что я вам нужен, сэр. Я видел, что вы еще не закончили свое письмо.

– А следовало бы. Ты отлично знаешь, что моя грудь слаба, но, несмотря на это, я вынужден ходить тут кругами и звать тебя. Кстати, это часом не твоя толстая лошадь во дворе?

– Да, сквайр, моя, и если она толстая, то вовсе не из-за недостатка движения.

– Отлично, тогда возьми это письмо, – и он вручил Джорджу послание, скрепленное огромной печатью, – да отвези его мистеру Квесту в Бойсингем и дождись ответа. И послушай, имей в виду, что ты должен быть здесь в одиннадцать часов, потому что я ожидаю, что мистер Квест приедет сюда по поводу фермы у рва.

– Да, сквайр.

– Как я понимаю, от Джантера больше ничего не слышно, не так ли?

– Нет, сквайр, ничего. Он хочет получить это место за свою цену или бросить его.

– И какова его цена?

– Пять шиллингов за акр. Я сейчас вам объясню, что да как. Этот отставной вояка, майор Бостон, управляющий всеми землями Колледжа в долине… Так вот, он – безвольная тряпка и остолоп, потому что когда все арендаторы приходят к нему и заявляют, что они или возьмут землю по пять шиллингов за акр, или уйдут, он пугается, и в результате цена аренды одной из лучших в стране луговых земель падает с тридцати пяти шиллингов до пяти. При этом ему самому от этого ни жарко, ни холодно, потому что Колледж в любом случае платит ему жалованье, хотя он разбирается в фермерстве и земледелии не больше, чем моя старая кобыла. И что из этого получается? То, что арендаторы в наших краях слышат, что земли Колледжа идут на пять шиллингов за акр, и у них тотчас ушки на макушке и они говорят, что должны иметь свою землю по той же цене, и все это благодаря этому остолопу Бостону, которого сначала нужно выкатать в каждом местном болоте, а затем утопить в канаве.

– Да, Джордж, ты прав. Этот болван – всеобщий враг, и к нему следует относиться как к врагу, но времена сейчас скверные, вон за пшеницу дают всего двадцать девять шиллингов.

– А разве я говорю, что времена добрые, сквайр? – сказал его слуга, и его длинное лицо осветилось хитрой улыбкой. – Они плохие, жестокие времена, причем, для всех. И я не отрицаю, что они плохи для арендаторов, но если они плохи для арендаторов, то они плохи и для хозяина. В конце концов, этот груз ложится на его плечи. Если люди знают, что могут получить землю, которая стоит двадцать, по пять шиллингов за акр, то не в человеческой натуре платить двадцать, и если они обнаружат, что хозяин идет у них на поводу, они будут еще сильнее наглеть.

Почему, благослови вас Господь, сэр, когда к вам приходит арендатор и говорит, что, мол, ему очень жаль, но он не может заплатить аренду, в девяти случаях из десяти обнаружится, что банку он заплатил, торговцам заплатил, доктору заплатил, всем заплатил, и лишь в последнюю очередь он думает об арендной плате. Мол, пусть хозяин земли пострадает, так как у него на это, мол, нет денег. Но, благослови нас Господи, будь эти сто фунтов просрочены в банке, как из него бы тотчас вытрясли все кишки, и он это отлично знает. Что касается этого наглеца, Джантера, то когда он пытается уверить меня, что он де не может платить пятнадцать шиллингов за акр за ферму у рва, это чушь, скажу я вам. Эх, жаль, что у меня самого нет денег, чтобы взять ее по этой цене.

– Ну что ж, Джордж, – сказал сквайр, – похоже, мне ничего другого не остается как занять денег и оставить эту ферму себе. Пусть этот Джантер даже не рассчитывает получить ее по пять шиллингов за акр!

– Да, сэр, это лучший выход. Времена тяжелые, мне точно не заработать на проценты и арендную плату. К тому же, сквайр, стоит вам дать слабину в отношении этой фермы, как все другие тотчас прибегут к вам с тем же требованием. Нет, я не хочу ничего плохого сказать про ваших арендаторов, но когда речь идет о деньгах, то доверять нельзя никому.

– Что ж, – сказал сквайр, – возможно, ты прав, но, может, и нет. Но прав ты или нет, ты всегда рассуждаешь, как царь Соломон во цвете его мудрости. А теперь поезжай, отвези письмо и принеси мне ответ, как только вернешься. И смотри, не бездельничай и не болтай с первым встречным в Бойсингеме, потому что я жду ответ.

– Значит, он хочет занять деньги, если сможет, – сказала Ида про себя. Сидя у открытого окна, она расчесывала волосы и слушала этот разговор. – Джордж умеет сделать больше за пять минут, чем я за всю неделю, и я знаю, что он терпеть не может Джантера. Думаю, Джантер бросил ферму из-за его ссоры с Джорджем. Что ж, попытка не пытка.

Тем временем Джордж сел в свою повозку и покатил по дороге в Бойсингем, подгоняя свою толстую кобылу, как будто хотел быть там через двадцать минут. Но как только крики сквайра стихли за его спиной, а ворота замка скрылись за поворотом, он намеренно свернул на боковую дорогу и трусцой ехал еще милю или больше к ферме, где долго спорил с ее хозяином по поводу того, покрывать дополнительно соломой стога или нет. Оттуда он неспешно добрался до своего небольшого домика, где позавтракал, заметив жене, что, по его мнению, с письмом сквайра можно не спешить, так как не в привычках адвокатов приходить в контору в восемь утра.

Позавтракав, философ-Джордж сел в повозку – толстая кобыла была привязана снаружи – и не спеша покатил в живописный старый город, расположенный у въезда в долину. На главной улице ему то и дело встречались старые знакомые, и с каждым он считал своим долгом остановиться и поговорить, а с двумя он даже пропустил по скромной полупинте пива. В конце концов, закончив свои «труды», он подъехал к конторе мистера Квеста, которая, как было известно всему Бойсингему, расположена прямо напротив церкви. В этой церкви мистер Квест был одним из старост. Не далее как два года назад она была восстановлена во всей своей красе, главным образом, благодаря его стараниям и щедрым пожертвованиям. Подъехав к небольшой скромной двери весьма неприметного здания, Джордж сошел с повозки и постучал. На его стук клерк открыл дверь и в ответ на его вопросы сообщил, что, если он не ошибается, мистер Квест только что пришел в контору.