— Хелен, открой нам!

— Хорошо, — отозвался голос.

— Ты унесла зонтик этого джентльмена.

— Что унесла? — переспросила Хелен, открывая дверь. — О чем это ты? Ах, заходите, пожалуйста! Здравствуйте.

— Нельзя быть такой рассеянной, Хелен. Ты унесла зонтик этого джентльмена из Куинс-Холла. И ему пришлось за ним прийти.

— Ах, простите! — воскликнула Хелен. Ее волосы были рассыпаны по плечам. Вернувшись, она сразу же сняла шляпку и уселась в большое кресло в столовой. — Я только и делаю, что краду зонтики. Простите, простите меня! Заходите и выбирайте. У вас простенький или шикарный? У меня — шикарный. Во всяком случае, я так думаю.

Зажегся свет, и все начали искать зонтик в холле. Хелен, которая столь неожиданно рассталась с Пятой симфонией, то и дело сопровождала поиски громкими восклицаниями:

— Не тебе говорить, Мег! Ты украла у старого джентльмена шелковый цилиндр. Да, украла, тетя Джули. Это всем известно. Она решила, что это муфта. Боже правый! Я смешала визитные карточки. Где Фрида? Тибби, почему ты никогда… Ну вот, я забыла, что хотела сказать. Впрочем, не важно. Скажи прислуге, чтобы скорее подали чай. А как вам этот зонтик? — Хелен открыла зонт. — Нет, этот весь протерся по швам. Ужасный зонтик. Должно быть, мой.

Но она ошибалась.

Молодой человек взял зонтик, пробормотал слова благодарности и поспешил прочь семенящей походкой клерка.

— Может быть, останетесь… — позвала Маргарет. — Хелен, до чего же ты глупая!

— А что я такого сделала?

— Разве не видишь, что ты его испугала? Я хотела предложить ему чаю. Зачем тебе понадобилось говорить о кражах и дырах в зонтике: я видела, какими печальными сделались его славные глаза. Нет, теперь уж ничего не поделаешь.

В этот момент Хелен выскочила на улицу с криками: «Постойте! Постойте!»

— Должна сказать, что это даже и к лучшему, — высказалась миссис Мант. — О молодом человеке нам ничего не известно, Маргарет, а в твоей гостиной полно очень соблазнительных безделушек.

— Тетушка Джули! — воскликнула Хелен. — Как вы можете! Мне так стыдно, так стыдно! Уж лучше бы он действительно был вором и украл все серебряные ложки с апостолами,[9]чем я… Ну ладно, пора закрыть входную дверь. Очередной ляпсус Хелен.

— Да, я думаю, апостольские ложки могли бы стать «рентой», — сказала Маргарет и, увидев, что тетушка не понимает, добавила: — Помните, что такое «рента»? Одно из папиных словечек — рента идеалу, его собственной вере в человеческую природу. Помните, как он доверял незнакомым людям, а если те его обманывали, говорил, что «лучше быть обманутым, чем недоверчивым», что злоупотребление доверием — дело рук человека, а недостаток доверия — дело рук дьявола?

— Да, сейчас я вспомнила что-то в этом роде, — довольно язвительным тоном ответила миссис Мант, ибо ей очень хотелось добавить: «Большая удача, что ваш отец женился на состоятельной женщине». Но такие слова были бы слишком жестоки и она довольствовалась тем, что сказала: — Но ведь молодой человек мог украсть и маленького Рикеттса![10]

— Ну и пусть, — упрямо проговорила Хелен.

— Нет, тут я согласна с тетушкой Джули, — сказала Маргарет. — Лучше я не буду доверять людям, чем потеряю своего маленького Рикеттса. Всему есть предел.

Их братец, сочтя произошедшее событием тривиальным, потихоньку поднялся наверх посмотреть, есть ли булочки к чаю. Подогрел заварочный чайник — даже слишком проворно, — отверг индийский чай, который достала горничная, засыпал пять чайных ложек чая лучшей марки, залил его крутым кипятком и позвал дам, прося поторопиться, потому что иначе пропадет весь аромат.

— Хорошо, тетушка Тибби, — ответила Хелен, а Маргарет, задумавшись, сказала:

— В каком-то смысле мне бы хотелось иметь в доме настоящего мальчика — мальчика, которому нравилось бы общаться с мужчинами. Тогда и гостей принимать было бы гораздо легче.

— И мне тоже, — подхватила сестра. — Тибби интересуют только образованные дамы, поющие Брамса.

Когда они поднялись к брату, Хелен довольно резко спросила:

— Почему ты не поздоровался с тем молодым человеком, Тибби? Иногда, знаешь ли, следует проявлять гостеприимство. Нужно было взять у него шляпу и уговорить остаться, вместо того чтобы позволить ему совсем растеряться среди кричащих женщин.

Вздохнув, Тибби стал теребить упавшую на лоб прядь волос.

— Нет ничего хорошего в том, чтобы так важничать. Я не шучу.

— Оставь Тибби в покое! — сказала Маргарет, которая не выносила, когда брата ругали.

— Не дом, а настоящий курятник! — проворчала Хелен.

— Ах, дорогая! — воскликнула миссис Мант. — Как ты можешь говорить такие ужасные вещи! Меня всегда поражало количество бывающих здесь мужчин. Если и существует опасность, то прямо противоположного свойства.

— Да, но Хелен хочет сказать, что это не те мужчины.

— Вовсе нет, — поправила ее Хелен. — Мы принимаем тех мужчин, каких надо, просто у Тибби не тот характер, какой надо, и в этом его вина. В доме должно быть что-то… не знаю что.

— Быть может, что-то от тех людей, чья фамилия начинается на букву «У»?

Хелен показала язык.

— Кто это на букву «У»? — спросил Тибби.

— Про этих «У» знаем я, Мег и тетушка Джули, а ты не знаешь, так-то!

— Пожалуй, наш дом женский, — сказала Маргарет, — приходится это признать. Нет, тетушка Джули, я не хочу сказать, что наш дом полон женщин. Моя мысль сложнее. По-моему, он был безнадежно женским еще при папиной жизни. Теперь, я уверена, вы меня понимаете! Вот вам еще один пример. Будете шокированы, но ничего не поделаешь. Предположим, королева Виктория устраивает званый обед. Среди ее гостей Лейтон, Милле, Суинберн, Россетти, Мередит, Фицджеральд и прочие. Думаете, на этом обеде царит художественная атмосфера? Упаси Бог! Даже стулья, на которых они сидят, стали бы этому противиться. Так и с нашим домом — он неизбежно женский, и все, что мы можем сделать, это постараться, чтобы он не слишком феминизировался. Точно так же другой дом, который я могла бы назвать, но не назову, казался мне безоговорочно мужским, и все, что могли сделать его обитатели, это постараться, чтобы он не стал слишком брутальным.

— Полагаю, речь идет о доме тех, кто на букву «У», — сказал Тибби.

— Ничего я тебе про «У» не скажу, дитя мое, — воскликнула Хелен. — Так что не думай об этом. Но с другой стороны, ничего страшного, если ты и догадаешься, так что в любом случае не стоит считать себя самым умным. Дай мне сигарету.