Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Живописным рифам, таинственным гротам и подводным пещерам моя группа предпочла самый настоящий самолёт, на радость дайверам специально затопленный рядом с Кушадасы. На точку мы отправились с инструкторами из яхт-клуба – Эмином и Элен. Когда лодка остановилась, они напомнили, что мне разрешается погрузиться и осмотреть самолёт только снаружи и только с сопровождающим, а дядя Лёша и остальные продвинутые дайверы могут забраться внутрь.
Плохих предчувствий не было, всё как обычно: сначала немножко страшно, потом растворяешься в чём-то свободном и прекрасном. Когда показался корпус самолёта, я ощутила знакомый прилив радости, но, подплыв поближе, ощутила внезапно подступившую дурноту. Мне стало по-настоящему жутко: самолёт был слишком настоящий, казалось, что он только что упал с неба. В иллюминаторы я старалась не смотреть – боялась, что разгляжу там людей.
Я вцепилась в крыло и замерла. Сопровождавшая меня Элен жестом пригласила плыть дальше, но я как будто окаменела – опять проделки Медузы Горгоны?! Перед полной отключкой я всё же успела подать знак опасности – не помню какой, у дайверов их полно. Кажется, обняла себя руками, что значило «замерзаю».
Когда я очнулась в лодке, отовсюду посыпались звуки моего имени:
– Олья! Олья! Олья!
– Олга! Олга!
– Лёля, всё хорошо? Лёля? Лёля?
Я кивнула и подняла большой палец вверх. В этот момент они, скорее всего, подумали, что я сошла с ума, так как у дайверов это значит «всплываю». Но я была уже без ласт и акваланга, поэтому имела полное право перейти на сухопутный язык и сообщить всему миру, что у меня всё в порядке.
После несчастливого самолёта меня вернули в клуб, поселив в комнате с печеньем и неудобным диванчиком – клиенту нужен был отдых от обморока. Несколько раз в комнату заглядывала Элен. Убедившись, что я жива, она улыбалась и уходила обратно. Через некоторое время проверки прекратились. Мне надоело лежать, писать, голодать, ждать дядю Лёшу – в какой-то момент достало всё на свете, поэтому я встала с диванчика и отправилась куда глаза глядят. Причём без всяких переносных смыслов.
Далеко уйти не удалось: прямо у выхода я упала, споткнувшись о толстый яхтенный трос. Вроде ничего особенного не случилось: ну, упала и упала – не осталось ни синяка, ни царапины, – но я почему-то разревелась. Прямо как младенец в коляске. Я рыдала и от обиды на трос, и от злости на свою неуклюжесть, ещё из-за того, что чуть не утонула и что осталась без подруги. В ту минуту никто обо мне не думал, не любил, не ждал, не звал. Почему я так решила? Не знаю. Вдруг почувствовала, и всё.
Слёзы высохли на ходу. Я шла быстро, почти бежала (думаю, это был мой рекорд скорости) мимо лежаков, людей, полотенец, шлёпанцев, зонтиков, стульев, скамеек, бирюзового моря. Сначала по пляжу, потом по набережной. Всё было привычно, обычные курортные картинки, – но вдруг на пути возникла огромная рука, на которую, хлопая крыльями и толкаясь, приземлялись голуби. Все, кроме одного, чёрные.
Остановившись, я уставилась на белого, узнавая в нём себя – он был такой же одинокий и гордый, вокруг него кружили чёрные враги, а может, и бывшие друзья. Рядом с этим, может, для кого-то странным, но для меня очень понятным памятником продавали открытки и магниты – почти на всех была эта ладонь с голубями. Продавец сказал, что она называется «Рука мира», а ещё объяснил, что по-турецки «куш» – это птица, а «ада» – остров, то есть Кушадасы можно перевести как «остров птиц». Он хотел рассказать что-то ещё, но сразу про меня забыл, когда к нему подошёл настоящий покупатель, который не торгуясь купил сразу три майки.
Я вернулась к памятнику и только задрала голову, чтобы рассмотреть его повнимательней, как раздался крик:
– Лёля!
Я обернулась. Испуганный, вспотевший, а может, просто не обсохший от погружения Алексей изо всех сил махал руками, показывая в сторону «Галактики». В этот момент из чёрно-белого мира я резко вернулась в цветной – остаться на острове птиц навечно мне совершенно не хотелось.
Алексей, конечно, видел, что я зарёванная, но он не стал ни успокаивать, ни ругать, ни выяснять, почему я без разрешения ушла из клуба, – только тихо спросил, всё ли нормально. Потом посоветовал забыть про дайвинг и обратить внимание на лёгкую атлетику, и, чтобы я хоть немного повеселела, попробовал изобразить мой бег – оказывается, он бежал за мной аж из яхт-клуба, но никак не мог догнать. Не знаю, правда ли он восхищался моей техникой и скоростью, но было приятно, что сегодня у меня хоть что-то получилось.
Автобус с туристами уже уехал, поэтому мы сели в такси. Я попросила ничего не говорить папе. Алексей нахмурился, кивнул, включил телефон и что-то быстро напечатал. Уверена, это было сообщение рыжей невесте:
Давай с детьми подождём. Я тут насмотрелся.
«Галактика», 23 августа, 23:40
Ты можешь разругаться в пух и прах, хлопнуть дверью, обозвать бывшего друга последними словами, но если на твоей карточке написано 148, то, что бы ни случилось, завтрак, обед и ужин ты должен провести именно за столом 148 – и ни за каким другим. Мой план прийти к концу ужина не сработал: сколько я ни заглядывала в зал, Зубаревы оставались на месте и, кажется, никуда не спешили. Все, кроме Богдана, зависшего в телефоне, активно жевали и громко смеялись, когда дедушка Константин Максимович разгребал руками воздух, изображая подводные подвиги. В какой-то момент меня заметила Алё. Закричав:
– Вот она! – она привстала и мило помахала рукой.
После того, что случилось вчера, так улыбаться… У меня бы так не получилось. Реально #талантливаядевочка Человек сто, не меньше, посмотрели в мою сторону, и, чтобы не развлекать их прятками и беготнёй, я поплелась к столу приписки. Оса сразу выпалила:
– Оля, где ты ходишь? Алёна без тебя не ест. Почему обед пропустила? Мне тебя за ручку водить?
Ответить я не успела. Дедушка шикнул на Осу и запустил видео на своём телефоне. Это оказался ролик из яхт-клуба – его предлагали всем туристам за дополнительную плату. Алексей от такого кино резко отказался, а меня