Илья уставился на объемную талию прокурора города. Желание того во что бы то ни стало похудеть уже давно было среди работников правоохранительных органов притчей во языцех и объектом разнообразных шуток – как невинных, так и весьма злобных.

Вениамин Юлианович, крякнув, повернулся к Пономареву:

– Михал Федорыч, ты уверен, что Новгородцев – подходящий человек? Предлагаю тебе подумать и подключить к расследованию кого-нибудь другого. Ты же понимаешь, Екатерина Станиславовна хочет результатов как можно быстрее! А я не уверен, что Новгородцев в состоянии их нам обеспечить. – И прокурор зыркнул выпуклыми карими глазами на Илью.

В этот момент зазвенел мобильный, Кот извлек свой телефон и запел в трубку:

– Екатерина Станиславовна, могу вас уверить: мы держим руку на пульсе! Да, результаты уже имеются! Так, мне удалось установить…

Он отошел в сторону, а Михаил Федорович, подавая Илье руку, произнес вполголоса:

– Не слушай ты этого балабола! Ты ведь знаешь, что у него на тебя зуб. Видишь, как перед мэршей извивается? Еще бы, Кот-то хочет сделать карьеру, причем не в нашем замшелом Заволжске, а в столице, Катя же в партии, которая может ему обеспечить восхождение к вершинам власти, далеко не последний человек – в президиуме у них сидит…

В самом деле, мэра Заволжска Екатерину Станиславовну Стекольщикову, напористую, умную и красивую даму, часто показывали и по федеральным каналам, поскольку она занимала высокий пост в партии власти.

– Чья машина-то? – спросил Илья, кивая в сторону обугленного остова. – Сдается мне, кабриолет. Шикарная тачка! Что, кто-то из «позолоченной молодежи» набедокурил? Поэтому нас и подключили?

Они подошли к сгоревшему автомобилю. Михаил Федорович, снова отбросив пятерней седой чуб (фирменный его жест), произнес:

– Ты сразу суть просек. Молодец, мой воспитанник! Да, без «позолоченной молодежи» здесь, конечно, не обошлось. Но если бы только это… История мерзкая и запутанная. И всем требуются мгновенные результаты, не только императрице Кате. Мне тоже, Илюша. Поэтому я тебя и вызвал.

Новгородцев заметил валявшуюся на земле канистру, нагнулся и понюхал ее.

– Кто-то поджег дорогущую иномарку? – спросил он. – Хм, трагично, но не до такой же степени, чтобы ставить всех на уши – и вас, Михаил Федорович, и Кота…

Илья взглянул на прокурора города, все еще стоявшего около березовой рощицы и разговаривавшего по телефону.

– Да, сомнений быть не может, автомобиль кто-то поджег, – подтвердил Михаил Федорович. – А принадлежит он нашей дорогой госпоже мэру. Вернее, она подарила его на окончание школы своему отпрыску, Никитке.

О сыне госпожи мэра Илья был наслышан, причем в основном плохого. Парень избалован до невозможности, нагл до опупения, бессовестен до крайности.

– Причем ему восемнадцати еще нет, а он уже за рулем давно сидит, – добавил Пономарев. – Но все на это глаза закрывают, гаишники его не трогают. Еще бы, кто же хочет проблем с императрицей Катей или с Котом!

Михаил Федорович тяжело вздохнул. Илья понял, что начальнику хотелось навести порядок и в данной сфере, но, к сожалению, не все зависело от желаний и чаяний его ментора.

– Около часа назад поступило сообщение, что на трассе случилось ДТП – дальнобойщик, следовавший из Астрахани, сбил человека. Оказалось, что пострадавший и есть Никитка Стекольщиков, сынок нашей Кати.

– Насмерть? – задал вопрос Илья. Михаил Федорович потер шею и ответил:

– Слава богу, нет. Парню необыкновенно повезло – его задело по касательной и отбросило. Жив и, похоже, будет жить. Неизвестно, правда, может, останется до конца дней инвалидом. А нечего было переться посередине трассы! Хотя жаль Никитку. Одновременно поступило сообщение из психиатрической больницы. – Михаил Федорович указал на возвышавшийся на горе комплекс из бетона. – Дежурный врач заметил из окна большой костер на обрыве, около старого кладбища. Впрочем, трагедия с Никитой Стекольщиковым произошла рядом, в какой-то паре сотен метров. Поэтому, когда сюда прибыли наши ребята, они, конечно, заметили и пылающий кабриолет. Но это только ягодки. Пройдем-ка!

Он двинулся в сторону кладбища. Пономарев с Ильей пролезли в дыру в заборе и зашагали между могил. Новгородцев не был на заброшенном кладбище уже лет двадцать – с тех пор, как мальчишкой вместе с товарищами наведывался сюда, чтобы поиграть в войнушку или «живых мертвецов». Но мать, узнав о том, что сын бывает здесь, выпорола его и строго-настрого запретила ходить на заброшенное кладбище. Уж слишком свежи были тогда воспоминания о том, что именно здесь дядя Крюк оборудовал свое пристанище.

Кладбище, казалось, за прошедшие двадцать без малого лет не изменилось. Те же покосившиеся кресты, те же провалившиеся могилы, те же почерневшие от времени склепы, в которых покоился прах отпрысков некогда богатых и сиятельных семейств Заволжска.

– Ребята сразу обратили внимание на следы крови около автомобиля, – сказал, идя впереди, Пономарев. – Причем создается впечатление, будто кто-то намеренно брызгал там кровью, чтобы привлечь внимание. И следы крови вели от автомобиля именно сюда!

Он указал на руины часовни. Илья вздрогнул – в ней когда-то маньяк Онойко и складировал свои инструменты и отрезанные головы!

– А ведь предлагал я еще тогда, сразу после того, как Онойко поймали, старое кладбище ликвидировать… – проворчал Михаил Федорович, вступая под своды часовни. – Понимаю, что варварство, однако не хватало еще, чтобы для дурных и психованных это место сделалось своего рода Меккой. Ведь всяких там почитателей маньяков у нас в стране хватает! С моим предложением согласились, потом снос кладбища отложили, а затем Союз развалился. Так что ничего с тех пор здесь не изменилось. Разве только установили металлический люк с замками, который не позволял любителям острых ощущений спускаться в подземелье.

В центре часовни, на большой куче из битого кирпича и щебня, Новгородцев заметил труп и медленно приблизился к нему. Это было тело молодой женщины, вернее, девушки. Полностью обнаженное. С множеством ранений. Без головы. Кто-то, вероятно, убийца, отрезал несчастной голову и унес с собой – потому что нигде поблизости головы не было. Илья судорожно сглотнул. Несмотря на то что за годы работы ему пришлось иметь дело с множеством трупов, в том числе отнюдь не хорошо сохранившихся, подобного видеть еще не доводилось. Зрелище было отталкивающим и в то же время завораживающим.

– Михаил Федорович, неужели как тогда? – спросил Илья, подходя поближе к обезглавленному телу.

Появился один из подчиненных Пономарева, которому Михаил Федорович отдал краткие распоряжения. Илья же не мог отвести глаз от кучи кирпича и щебня, щедро политой кровью, на котором возлежал труп.

– Зришь в корень, – кивнул после ухода подчиненного Пономарев и пригладил седой чуб. – Первая мысль, что пришла мне в голову, когда я увидел этот… этот натюрморт, была именно такая! Я ведь, когда мы ловили дядю Крюка, насмотрелся на его художества! Он тоже жертвам головы отрезал, в картинных позах тела оставлял и дорожку из крови к трупам, если они были оставлены в лесу или на свалке, проводил – кровью самих жертв, конечно же. Хотел, чтобы их без промедления обнаружили…