Потом прихожу домой, с жадностью и очень быстро готовлю из всего этого какое-нибудь варево. Раскладываю еду на столе и начинаю алчно есть. Даже жрать. Потом мне становится очень плохо. Живот раздувается, и я становлюсь похожим на шарик. Только шарики со временем сдуваются. Такими темпами я разнесусь, и морщин моих совсем не будет заметно, потому что их разгладит жир. Самый пик наступает, когда я добираюсь до газировки. Она должна быть обязательно в маленькой стеклянной бутылке. Я еще люблю такую пить, когда снег крупный идет и тепло зимой. И вот когда я выпью половину бутылки, уже больше не хочется. Мне становится совсем дурно, и я снова начинаю здоровый образ жизни. Где-то раз в месяц у меня такие «загрузочные» дни.

Я собрал в пакет всю мелочь из копилки и двинул на улицу. Решил и правда отдать тому, кто первый попадется. Пока попался только тот мужик, который всё время стоит у своего магазина и курит. Сегодня, правда, в его витрине красовались какие-то новые манекены. Я даже остановился и сфотографировал. Они были ужасны. Мало того, что головы их были как большие страусиные яйца без глаз, носа и рта. Это ладно. Но головы были в форме спирали. Наверное, кто-то думает, что это произведение искусства, но, честно говоря, мне стало как-то жутковато. Вешать их фото на стену я не буду.

Пакет с мелочью был тяжеловат, и вообще, я хотел поскорее от него избавиться. Нищие всегда радовались, когда я им его отдавал, но мне почему-то всё равно было стыдно. Я всё-таки решил зайти в банк и поменять монеты на бумажные купюры. В банке на меня странно посмотрели – подумали, наверное, что я сам нищий и принес обменять дневную добычу. Но мои дорогие серьги в ушах убедили их в обратном, и скоро кассирша начала пересчет. Минут десять считала и выдала мне нужную сумму. Не густо, конечно, но хоть что-то.

Я вышел из банка. Никого просящего тем временем так и не увидел. Может, у них сегодня выходной? Хотя вряд ли у них они бывают. Когда я уже хотел поворачивать обратно и собрался убрать мятые бумажки в сумку, обратил внимание на пожилую толстую женщину в домашнем затертом халате. Она шла очень медленно, а на ее ногах выделялись больные вены. Женщина словно переваливалась из стороны в сторону, но держалась молодцом. В руках она держала стареющий уже букет цветов – из серии тех букетов, которые оставляют в день свадьбы у памятников, – потом люди их берут и продают.

– Молодой человек, купите цветочки, – сказала мне женщина. – Смотрите, какие красивые.

– Бабуль, цветочки не надо, возьмите вот, – и я отдал ей совсем уже измятые и теплые от волнения бумажки.

– Ой, спасибо, сынок, возьми цветочков-то! Возьми, а! Куда их мне!

Цветочки пришлось взять, хотя что с ними делать, я не представлял. Это были когда-то роскошные, но сейчас потускневшие белые хризантемы. Некоторые лепестки уже стали коричневыми, но три бутона только начали распускаться. Я уже решил, что подарю их маме, как вдруг меня окликнула Женя.

Оказывается, она шла с каких-то там экзаменов и радовалась, что сдала. Конечно, я подарил цветы ей. Она с чувством взрослой женщины-собственницы стала спрашивать, кому это я их несу. Я рассказал ей историю с качающейся женщиной, и она ответила, что это очень трогательно. Трогательным меня еще никто не называл.

Потом мы пошли на каток. Женя была такой красивой на коньках, хотя каталась не очень умело. Пару раз я даже успел ее поймать, когда она падала. За эти несколько часов я понял, что каток – маленькая модель мира. Некоторые люди ступают на лед, словно в море входят первый раз за лето: те же звуки – как будто холодно, но на самом деле – скользко. Там есть и любовные пары – если они очень крепкие и ты почти в них врезаешься, то лучше тебе их объехать, потому что их не разбить, как бы это ни было удобно.

Там есть пижоны. Они подрезают на бешеной скорости или выделывают сумасшедшие па. Еще есть смешные девочки лет четырнадцати. Они ни с того ни с сего останавливаются посреди катка, достают свои розовые зеркальца и поправляют волосы. Или меланхолично катаются, покуривая длинные сигареты.

Есть флегматичные мужчины, которые никак не дают себя объехать, держа в одной руке клюшку, в другой – банку пива. Даже опасностей на катке много. Едешь на скорости, никого не трогаешь – случайно поворачиваешь голову налево и замечаешь, что на тебя несется поезд из десяти пацанов без тормозов. Теряешься и вцепляешься в первого попавшегося человека – лишь бы не упасть. Так и в жизни иногда спасает случайный человек, который порой может сделать невозможное. Причем как-то так, мимолетом, даже не заметив. Не знаю, будет ли таким человеком Женя, но мне очень этого хотелось. Она должна была стать моим спасением. Но я боюсь всего. Что она соберет чемоданы и уйдет. И мы ведь еще даже не стали жить вместе. Девушки так любят собирать чемоданы и складывать вещи! Это я еще в детстве заметил, когда у мамы был особый ритуал перед тем, как мы куда-то уезжали. Иногда мне даже казалось, что от складывания вещей она получает больше удовольствия, чем от самого путешествия. Я боялся, что брошу Женю и сделаю ее несчастной. Что убегу от нее, как когда-то мой отец сбежал от нас с мамой.

Когда выходишь с катка, еще какое-то время идешь по асфальту, будто продолжаешь катиться по льду. Мы доплыли до кафе и развалились в больших креслах, ожидая чай сенча.

– Как ты, как твой день? – спросила вдруг Женя.

– С утра пофотографировал, потом печатал фото и развешивал их по комнате, ну и потом эта история с копилкой.

Официантка принесла чай.

– А я сегодня одну штуку такую поняла, – медленно начала Женя. – Мне раньше казалось, что самое страшное – это когда я ни с кем не говорила несколько лет. Ну, я тебе рассказывала, ты помнишь. Самое страшное началось потом, когда я перестала бояться говорить. Потому что я не знала, о чем говорить. Я привыкла всё держать в себе. А потом слушала людей и понимала, что некоторые говорят о таких мелочах, которые мне бы даже и в голову не пришли. Меня, например, раздражают разговоры о косметике. Или, знаешь, в школе у нас девочки носились с каталогами косметики и постоянно их обсуждали. Я вот этого никогда не понимала. Мне стало очень трудно общаться. Я спрашиваю у человека, как его день прошел, как он