В начале апреля 1913 года он воспользовался возможностью отдохнуть и приехал из Филадельфии в Нью-Йорк. Чарли остановился в гостинице Astor. В первый же вечер он подошел к зданию театра Metropolitan Opera и неожиданно для самого себя купил билет на вагнеровского «Тангейзера». Опера потрясла его. В кульминационный момент, когда Тангейзер падает на гроб Елизаветы и просит ее молиться за него на небесах, Чаплин заплакал. Ему казалось, что перед ним прошла история его жизни.

По возвращении в Филадельфию ему передали телеграмму. Она была адресована Альфреду Ривзу:

ЕСТЬ ЛИ ВАШЕЙ ТРУППЕ АКТЕР ПО ФАМИЛИИ ЧАФФИН ИЛИ ЧТО-ТО В ЭТОМ РОДЕ ЕСЛИ ЕСТЬ ПУСТЬ СВЯЖЕТСЯ С ФИРМОЙ KESSEL AND BAUMAN 24 ЛОНГЕЙКР-БИЛДИНГ БРОДВЕЙ НЬЮ-ЙОРК.

Чарли подумал, что это юридическая фирма и ему хотят объявить о наследстве от богатого американского родственника, однако речь шла совсем о другом.

Кессел и Баумен были владельцами кинокомпании New York Motion Pictures, подразделением которой являлась студия Keystone Comedy Company. Форд Стерлинг – один из комиков Keystone – угрожал уйти из всех проектов. Срочно требовалось подстраховаться, и Чарльз Чаплин показался компаньонам подходящей кандидатурой на замену. Молодой человек был звездой на гастролях труппы Карно, а пресса почти единогласно хвалила его. Он умел завладеть вниманием зрителей. Чаплину предложили годовой контракт – 150 долларов в неделю в первые три месяца и 175 долларов в неделю в оставшиеся девять. Еще никогда в жизни Чарли не зарабатывал таких денег. Возможно, его пугала мысль о самостоятельной жизни, отдельно от труппы Фреда Карно, но решение Чаплин принял быстро. Он перейдет в Keystone, как только закончится его контракт с Карно.

Скорее всего, инициатором этого предложения был Мак Сеннет, директор Keystone. По его собственному признанию, он видел выступление Чаплина в Нью-Йорке и остался более чем впечатлен. «Потрясен» – вот подходящее слово. «Думаю, я был так поражен им потому, что он обладал всем тем, чего не было во мне: маленький паренек, двигающийся с грацией балетного танцора. Через неделю я не мог вспомнить его имени, но был уверен, что никогда не забуду эти непринужденные и изящные движения. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть», – рассказывал Сеннет. Ему в то время было чуть за тридцать, и этот выходец из Канады уже считался талантливым режиссером, многое перенявшим у Дэвида У. Гриффита[7]на его Biograph Studio – одной из первых киностудий Голливуда. Сеннет научился у Гриффита монтировать фильмы, что позволяло поддерживать темп и ритм. Кроме того, он обладал природным даром чувствовать смешное – все, что заставляло смеяться его, нравилось широкой публике. После того как в 1912 году на экраны вышел фильм «Кистонские полицейские» (Keystone Kops), можно было смело утверждать, что Мак Сеннет придумал американскую комедию.

Сам Чаплин тоже надеялся сделать карьеру в кино, но еще не знал как. Он начинал уставать от театра. Они с Альфредом Ривзом уже обсуждали возможность съемок спектаклей труппы Карно на пленку, но идея так и осталась нереализованной. Тем не менее во время гастролей Чаплин заходил в маленькие местные кинотеатры и смотрел картины, устроившись в задних рядах.

Безусловно, будущее за кинематографом! С появлением небольших залов на первых этажах зданий, которые получили название «пятицентовые кинотеатры», выросла популярность короткометражных фильмов продолжительностью 10 или 15 минут. Конечно, эти кинотеатры были неприглядными и грязными, пропахшими потом и табаком, – такими же вонючими и загаженными, как дешевые мюзик-холлы предыдущей эпохи, но магия кино преодолевала все эти препятствия. Даже в театрах, специализирующихся на водевилях, показывали «картины», ставшие частью программы. Бедные и неграмотные люди валом валили на эти безмолвные представления – вход на них стоил «никель», или пять центов. Для эмигрантов, еще не умевших читать по-английски, они стали самым доступным средством познакомиться с жизнью Америки. Фильмы передавали движение и действие лучше любого другого вида искусства. Они предлагали то, что в те времена считалось завораживающим реализмом, – разве что актеры двигались быстрее, чем в настоящей жизни. Впрочем, это привлекало еще больше. Зрители сидели в жестких деревянных креслах и приносили в зал прохладительные напитки. И что им за дело до того, что иногда экран представлял собой всего лишь натянутую на заднюю стену зала простыню!

Последний спектакль Чаплин сыграл 28 ноября 1913 года в Канзас-Сити. Когда занавес опустился, он угостил выпивкой всю труппу. Пожимая руки артистам, Чаплин дрожал всем телом, хотя старался превратить свое «прощание» в шутку. Потом он выскочил за кулисы. Кто-то из коллег последовал за ним и увидел, что Чарли плачет.

Не прошло и трех недель, как он прибыл на студию Keystone, на Алессандро-стрит в городе Эдендейл, штат Калифорния. Чаплин всегда говорил, что 1913 год был для него счастливым. Это действительно так. Подобно Шекспиру, он реализовал свой врожденный талант в годы формирования нового вида искусства.

Жизнь киностудии на первых порах показалась Чаплину более чем удивительной и ошеломила его. Эту жизнь отличали какая-то эфемерность и дух импровизации, характерные для всего нового. Сам комплекс был построен среди фермерских полей долины Сан-Фернандо, рядом со складами и мастерскими, деревянными магазинчиками и палатками среди кактусов и пальм. Это был пригород приблизительно в 8 километрах от Лос-Анджелеса. Штаб-квартира разместилась в четырехкомнатном бунгало, а под гримерные приспособили амбар. Весь комплекс окружал шаткий зеленый забор. На длинной вывеске снаружи студии красовалось название KEYSTONE MACK SENNETT KEYSTONE, а перед входом стояли в ряд легковые автомобили – их использовали в качестве реквизита, когда снимали комедии.

На большой деревянной платформе были смонтированы и закрыты от непогоды белым льняным полотном несколько комплектов декораций. Единственное освещение – расплывчатое солнце в ярком калифорнийском небе. Фильмы в то время были немыми, но на съемочной площадке стоял невообразимый гам – режиссеры выкрикивали указания актерам, передвижные камеры скрипели, исполнители переговаривались друг с другом, слышался свист, стук молотков, а также звуки музыки – живой или из граммофона, задававшей ритм действия. Снимали сразу три или четыре фильма. Одни декорации, похоже, изображали тюремную камеру, а другие гостиную богатого дома. Фасад трехэтажного здания с окнами и пожарной лестницей поддерживался только деревянными лесами с обратной стороны.

Сценариев не было – основой считалось искусство импровизации. Если поблизости что-то горело, режиссер и съемочная группа могли броситься туда, чтобы снять занятых в фильме актеров на фоне огня. Первоначальный сценарий, или «идея», сопровождался импровизированной последовательностью нелепых событий, которая всегда заканчивалась погоней. Именно погоня была фирменным знаком Keystone, а самым лучшим считался «бег зигзагом», когда, например, отряд разъяренных полицейских двигался не по прямой, а словно отскакивал от невидимых стен. Камера была «недостаточно заведена», так что при воспроизведении на экране все движения получались более быстрыми. Кроме того, Сеннет вырезал каждый четвертый кадр, и все персонажи подпрыгивали или дергались, усиливая чисто механическое напряжение комедии.