вышла Ксения Собчак. Поднимает своими мятыми юбками мусорный ветер, пыльную муть, за которой скрываются волшебные купола Василия Блаженного. Вместо храма — дешёвая размалеванная декорация, которую ставят на улицах Москвы во дни городских именин.

Вслед на Собчак в эту отворённую щель ринулись все бестии, куртизанки, все бессовестные телеведущие и померкшие кинозвёзды, все весёлые безобразницы, разведённые жены, счастливые наложницы, куклы, ряженые матрёшки, лоскутные бабы. Эта огромная дурацкая вереница начинает скакать, визжать, выносить из Мавзолея Ленина, плясать канкан на бутовских рвах, заголяя ляжки, молиться в храмах, превращая президентские выборы в срам, в вертеп, в дискотеку, в дешёвую распродажу.

И какое количество русских людей, уповающих на своё государство, на его серьёзность, глубину и истинность, какое количество этих людей останется дома, позакрывают все двери и форточки, чтобы не слышать звуки этой визгливой скрипучей шарманки!

Столетний юбилей Великой Октябрьской социалистической революции не прошёл бесследно. Он не вывел на улицы толпы вооружённых солдат и матросов, не привёл комиссаров в кожаных тужурках, с расстёгнутыми кобурами в Дом правительства. Но в эти дни дрогнуло и колыхнулось подсознание огромного количества людей — молодых и старых, тех, в ком не умирала могучая синусоида русской истории. Они пронесли эту синусоиду через несколько поколений, сквозь великие триумфы и страшные поражения. Сколько мерзких, дурацких подделок, карикатур и дешёвых насмешек, коими хотели замусорить великое красное время, видели мы в эти дни! Но это грандиозное космическое время, которое породила Советская Россия, небывалый союз народов, небывалая красная цивилизация, — это время подарено Россией всему человечеству, оно сделало жизнь людей осмысленной, героической и возвышенной.

Может померещиться, что это время кончилось среди супермаркетов, развлекательных центров, рублёвских дворцов, бессовестных миллиардеров, обворовавших свой народ, свою страну. Нет, это время не кануло. Оно лишь ушло в глубину, в тектонические пласты, чтобы хлынуть оттуда огненной лавой. Россия — страна революций. Здесь они берут свои огненные истоки и льются по Вселенной, достигая самых далёких звёзд, чтобы не дать им погаснуть. Эта великая русская мечта стала частью Вселенной. Она латает чёрные дыры, исцеляет от уныния, бессмысленного прозябания людей земли. Объясняет им смысл бытия — в подвигах, в творчестве, в спасении ближнего, в обожании цветка и ребёнка, в создании на земле той идеальной всемирной общины, в которую люди соединятся для огромного вменённого им труда — преображения тьмы в свет, зла в добро, в ослепительную веру, в человеколюбие, в братство, в самопожертвование, в благородство, красоту, божественную справедливость. Это и есть русская мечта. Это и есть храм на холме — то, ради чего Господь создал Россию, русский народ. Об этой мечте хотят услышать люди от будущего президента. Путин, стряхни со своих плеч цепкие лапки норковых блудниц и коварных волшебниц!

Что она, русская мечта? Храм на холме или вертеп в овраге?

Лики

Победоносный Бондарев[14]

Юрию Васильевичу Бондареву- 90. Судьба направила его на самую кромешную, самую страшную, самую мистическую войну, которая когда-либо приходила на землю. Она направила его в кровь, в беду, в преисподнюю — для того, чтобы он вкусил грозный опыт. Она берегла его на этой войне, когда рядом гибли тысячи его сверстников. Она выхватывала его из-под осколков, из-под танковых атак, щадила среди болезней и морозов. Чтобы потом, пережив эту войну, он поделился с миром добытым опытом.

И он поделился этим опытом, создав величайшее направление советской литературы, именуемое военной прозой. Явление уникальное, явление волшебное, грозное и мужественное, быть может, соизмеримое с такими памятниками нашей великой литературы, как «Слово о полку Игореве».

Военная проза — это рассказ о войне, о народе и о государстве. Бондарев — государственный художник. Очень редко художник становится символом государства. Бондарев стал такой же эмблемой Советского Союза, как Днепрогэс, как танк Т-34, как космический корабль «Союз». Он заседал во многих президиумах, на многих съездах, он был окружён государственной лаской, его осыпали наградами. Я видел, как мечтали оказаться рядом с ним директора гигантских заводов, командующие округами, как им важно было постоять рядом с ним, пожать его руку, как они наливались от этого прикосновения силой и светом.

Но вот солнце Бондарева, воссиявшее в 50-х, 60-х, 70-х годах, стало меркнуть, потому что на это солнце надвинулась тень горбачёвской перестройки. Эта тень надвинулась не только на Бондарева, она надвинулась на государство — на Советский Союз. Сколько представителей культуры соблазнились, искусились на этого льстеца с родимым пятном на лбу! Пошли к нему, стали целовать его руки и ноги, стали витиями перестройки. И среди множества писателей только Бондарев на XIX партийной конференции мужественным стальным голосом, глядя в лицо Горбачёву, сказал: вы подняли в воздух самолёт, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка. Ещё он сказал: вы зажигаете фонарь над пропастью.

Его страшные пророчества сбывались. После трагедии ГКЧП, когда победили либералы и демократы, Москва была наполнена ужасными энергиями и смертью. Все нетопыри, долгоносики, все ведьмы и черти сорвались с каких-то старых московских колоколен и летали над Москвой, выклёвывая глаза у военных, у представителей госбезопасности, у партийцев, у патриотов. И когда все бежали прочь, исклёванные этими ведьмами и нетопырями, русские писатели собрались в своём дворце на Комсомольском проспекте, 13. Это был их дом, их храм, их штаб.

Там мы забаррикадировались, замкнулись. Мы построили из диванов, стульев, столов баррикады, мы закрыли окна, вывешивали на стены военные приказы, в которых отслеживалось поведение врага. Враг двигался в то время по Москве ликующими толпами, проклиная СССР, проклиная всех, кто противодействовал горбачёвскому тлетворному влиянию. Мы ждали атаки на наш дом. Ждали, когда придут жестокие победители и начнут взламывать двери. Бондарев был среди нас в эту ночь. Мы пели песни, читали стихи, пили водку, молились, обнимались, клялись в братстве. И Бондарев был нашим командармом, нашим генералиссимусом. Одно его присутствие в эту ночь вселяло в нас веру и успокоение.

Потом, когда пришла страшная беда девяностых годов, и чудовище девяносто первого года победило, оно предложило Бондареву награду. Ельцин хотел собрать вокруг себя всё лучшее, что уцелело после этой страшной катастрофы, создать свой двор — из придворных художников и писателей. И он наградил Бондарева орденом. Бондарев не принял награды из рук того, кто разрушил его государство, кто уничтожил его великую армию, кто предал Сталинград, Москву, предал знамя Победы над Берлином. Он отверг эту награду.

И наступили