– Отныне все изменится, – заявил Чарльз. – Удача с нами, и она не оставит тебя так же, как не оставляет и меня. Мы всегда все делали вместе, и судьба не подведет нас и в дальнейшем.

– Надеюсь, ты прав, – откликнулся Гарри, – я еще никогда не был так счастлив, как сегодня.

– Разумеется, и я могу сказать то же самое.

Рания почувствовала, что и она должна сказать что-нибудь.

Но слова почему-то замерли у нее на губах.

Ведь они обманывали Гарри, так же как обманывали семью Джонсонов.

А завтра они будут обманывать родственников Чарльза.

«Это неправильно! Неправильно!» – надрывалось ее сердечко.

Но при этом она не могла не испытывать безграничного чувства благодарности – ведь они с братом вырвались из самых глубин тоски и отчаяния.

И теперь единственный вопрос заключался в том, что ждет ее впереди, когда во лжи и притворстве более не будет нужды и ее мнимое обручение с Чарльзом будет разорвано.

Уезжая из дому, Рания чувствовала себя так, будто отправляется в неведомые края навстречу приключениям.

Наступило самое волнительное событие в ее жизни.

Чарльз настоял на том, чтобы Гарри уехал первым, поскольку хотел убедиться, что его лошади пребывают в прекрасных кондициях, особенно после того, как одну из них перековали.

Впрочем, Рания была уверена, что он просто хотел удостовериться, что Гарри справится с управлением его фаэтоном.

Но Гарри был опытным наездником, и она ничуть не сомневалась в том, что править фаэтоном он будет с той же ловкостью и умением, которое проявлял и сам Чарльз.

Они смотрели вслед Гарри, пока тот не скрылся за поворотом подъездной аллеи, и только тогда Чарльз облегченно вздохнул:

– А теперь и нам пора, Рания. Я дал Гарри достаточно денег – ему их хватит не только на дорогу до моего дома, но и на зарплату слугам. Чтобы вы не беспокоились, пока мы будем жить в Лондоне, я оставил сумму, на которую обитатели вашего поместья смогут прокормить себя в течение месяца.

Рания положила руку ему на плечо:

– Как вы можете быть таким добрым? Как Гарри признался мне сегодня утром, он растерян и смущен тем, что взял у вас так много денег, но он будет работать до изнеможения в знак признательности вашей щедрости.

Чарльз улыбнулся ей:

– А вы должны стать самой красивой леди, которую когда-либо видел Лондон. Это станет звонкой пощечиной всем тем, кто только подумает, будто бы меня отвергла Сильвер!

Ее имя вырвалось у него непроизвольно, и он тут же пожалел об этом.

Он был почти уверен в том, что его родственники не преминут уведомить Ранию о том, что известие об их скоропалительной помолвке весьма удивило их, поскольку они предполагали, что он собирается жениться на неподражаемой Сильвер Банкрофт.

Рании же доставил немало хлопот подбор одежды, поскольку те немногие наряды, которые у нее еще оставались, оказались изрядно поношенными и выцветшими от стирки.

Вот уже несколько лет она не покупала себе новых платьев, но тут она вспомнила, что в доме было еще достаточно нарядов ее покойной матери, которые до сего времени висели нетронутыми в платяном шкафу маминой спальни.

Она бегом поднялась наверх, чтобы взглянуть на них.

В материнском гардеробе она обнаружила симпатичное голубое дорожное платье с пелериной, которую можно было набросить на плечи.

Рания хорошо помнила, как мать надевала его на скачки и на званые обеды у соседей.

Там же она отыскала симпатичную маленькую шляпку с голубыми цветами в тон платью.

У Рании не было возможности ознакомиться с последними веяниями моды в дамских журналах, как не видела она и рисунков стильных нарядов, которые время от времени публиковались в газетах.

Редко когда кто-нибудь из деревенских жителей (обычно это была жена викария) покупал модный журнал и после прочтения отдавал его Рании.

Поэтому девушка не могла знать, что после окончания войны стали модными наряды с более свободным кроем, а отделка платьев – более вычурной и пышной.

Одежда ее матери была куплена еще до начала войны, и, глядя на шляпку, Рания сочла, что та выглядит довольно скромно.

Она подумала, что лондонская публика с одного взгляда примет ее за деревенскую простушку, и поэтому укрепила на шляпке еще несколько перьев, взятых ею с другого головного убора.

Теперь шляпка, обрамлявшая ее личико в форме сердечка, казалась Рании очень изысканной.

Когда они уже довольно далеко отъехали от дома, Чарльз сказал ей:

– Первое, что мы сделаем по приезде в Лондон, – это спрячем вас понадежнее до тех пор, пока я не сделаю из вас настоящую красавицу.

– Мне остается лишь надеяться, что вы не преувеличиваете свои возможности, Чарльз.

– Вы удивитесь тому, что может сделать с женщиной правильно подобранная одежда. Вы будете жить у меня в доме, а я никому не скажу о вашем присутствии.

Голос его постепенно набирал силы и звучности, и он продолжал:

– Завтра лучшие портнихи Лондона выстроятся в очередь, дабы продемонстрировать вам самые модные наряды, которые только имеются в их распоряжении.

– Все это просто замечательно, – пролепетала Рания. – Но если после того, как они сделают все, что в их силах, вы останетесь разочарованным, прошу вас не сердиться на меня.

– Думаю, вы и сами удивитесь, осознав, как потрясающе выглядите. А потом мы с вами выйдем в свет, чтобы ошеломить весь бомонд моей помолвкой и вашей красотой!

Тон, каким были сказаны эти слова, заставил Ранию рассмеяться, но потом она пробормотала:

– Мне остается лишь надеяться, что они и впрямь будут поражены. Выйдет крайне унизительно, если я окажусь недостойной их внимания!

Чарльз же раздумывал над тем, что сообщение об их помолвке должно непременно появиться в газетах, и как можно скорее.

Он намеревался первым делом отправить майора Монселла в редакцию «Газетт» и в другие издательства, а потому принялся уже сейчас мысленно составлять текст объявления.

Он опасался, что в силу какой-либо нелепой случайности Сильвер успеет первой опубликовать известие о своем обручении с Уилфредом Шоу.

Но потом счел это маловероятным, разве что они поспешат опубликовать его еще до того, как нынешний герцог перейдет в мир иной.

Оставалось еще слишком много подводных камней на пути к достижению того, что он задумал, но он понимал, что самое главное для них сейчас – как можно быстрее оказаться в Лондоне и начать действовать в нужном направлении.

Посему он сосредоточился на управлении экипажем, погрузившись в молчание.