Горгий поспешил за Миликоном, соображая на ходу, хватит ли для поэта двух амфор жира или придется пожертвовать три. Видно, этот пузатый – влиятельный человек при дворе, ничего не поделаешь, надо быть с ним в хороших отношениях.

Они вышли из дворца и остановились у массивных, обитых серебром колонн, подпиравших портал. Подскочили рабы с носилками, Миликон неторопливо взгромоздился, задернул полог. Рабы понесли его через широкую площадь, залитую солнцем. Горгий пошел следом. Раскаленные плиты жгли ноги сквозь подошвы сандалий.

Посредине площади перед храмом стояла четырехугольная башня старинной кладки. Сверкал, слепил глаза серебряный купол храма. Литые бронзовые двери были затворены, из дверей как бы вытягивались черные головы неведомого божества. И опять подивился Горгий расточительству тартесских правителей. Все сплошь – серебро и бронза, как еще не додумались вымостить ими площадь…

Пересекши площадь, вошли в тень оливковых деревьев. Здесь, окруженные садами, стояли дворцы – были они гораздо меньше и ниже царского, но тоже крепкостенные и затейливые. Горгий приметил, что каждый из них что-то выпячивал: то ли каменный гребень над кровлей, то ли треугольный зубец, то ли просто шест, раздвоенный кверху. Очевидно, в этой части города, обнесенной стенами, жили только знатные тартесситы, царские придворные, и у каждого был дворец побольше или поменьше, соответственно знатности.

Над дворцом Миликона возвышалось два гребня. Распахнулись чернобронзовые ворота, Горгий вслед за носилками вошел в тенистый двор с бассейном. Миликон сбросил одежды на руки рабов, полез, кряхтя от наслаждения, в бассейн. Поплескавшись, сделал знак Горгию. Тот проворно скинул гиматий и сандалии, спустился в прохладную воду. Миликон с усмешкой сказал:

– Когда высокорожденный зовет низшего в бассейн, он не должен ждать, пока низший разденется. Но ты не знаком с нашим обычаем, и я прощаю твое смешное желание стать со мной наравне.

Горгий рассыпался в извинениях, Миликон властно его прервал:

– Помолчи, грек. И не вздумай на меня брызгать. – Он уселся на ступень, по пояс в воде, а Горгию велел стать на ступень пониже. Во дворе не было ни «души, только бродили две-три диковинные птицы, обличьем похожие на цапель, но с пышными невиданно-прекрасными хвостами. Из глубины дворца доносились невнятные женские голоса.

– Дошло до меня, – начал Миликон, – что карфагеняне сожгли у Кирны фокейский флот. Верно ли это?

Нет, господин…

– Называй меня – светозарный. И подумай, прежде чем говорить «нет». Будет лучше, если ты скажешь правду.

– Это правда, светозарный. Сожжено в битве много кораблей; но потери карфагенян не уступают фокейским.

– Тем не менее, – жестко сказал Миликон, – уцелевшие фокейские корабли навсегда покинули западную часть Моря.

– Этого я не знаю. Когда я плыл сюда, наш флот стоял в Кумах.

– А в Столбах стоял карфагенский флот, не так ли?

Миликон пристально посмотрел на грека, в его черных и влажных, как маслины, глазах была усмешечка.

– Не знаю, светозарный. – Горгий обдумывал каждое слово. – Я прошел Столбы ночью и никого не видел.

– Никого не видел, – насмешливо передразнил Миликон. – И никто тебе ничего не передавал?

– Нет, – твердо сказал Горгий, почесывая под водой живот. Всегда, когда ему было не по себе, в животе у него холодело.

Миликон окунулся с головой, пофыркал, согнал ладонями воду с лица и бороды.

– Нахальных лжецов мы отправляем на рудники, – медленно сказал он. – Но я буду к тебе снисходителен. Через пять дней ты поплывешь обратно с грузом, которого желаешь.

– Спасибо, светозарный. Боги тебе воздадут за доброту. Но… не знаю, удастся ли мне снова без помехи пройти Столбы. Ты сам сказал, что карфагеняне…

– Ты сам сказал царю, что Карфаген – ощипанная цапля. Чего же ты боишься?

«Куда он клонит?» – беспокойно подумал Горгий, призывая на помощь всю свою изворотливость.

– Конечно, это так, – сказал он. – Но груз, который я повезу, заслуживает особой заботы, а мой корабль почти не вооружен. Я бы предпочел, светозарный, сухой путь до Майнаки.

Миликон провел пальцем под носом Горгия.

– Сухой путь закрыт.

– Как же так? – растерянно спросил Горгий. – Мне говорили в Майнаке…

– Ты слишком разговорчив, грек. Я тебе втолковываю, что горная дорога закрыта гадирскими отрядами. Твой корабль будет набит оружием. Через пять дней ты отплывешь. – Миликон, крупно шагая по ступеням, вышел из бассейна, лег на сплетенное из камыша ложе. Закрыл глаза. Добавил зевая: – Я дам тебе знать, когда нужно. С Амбоном торговли не затевай. Не разрешай своим людям бродить по городу. И помалкивай о нашем разговоре. А теперь ступай.

Горгий накинул на мокрое тело гиматий. Завязывая сандалии, сказал:

– У меня пропал матрос…

Миликон открыл глаза, приподнялся на локте.

– Когда? Как зовут?

Выслушав рассказ об исчезновении Диомеда, сморщился, поковырял пальцем в ухе.

– Я узнаю, где твой матрос. Ступай.

– Аргантоний… Ну и придумали вы имя тартесскому царю.

Уж очень на римское похоже.

– А мы не придумали. О долголетнем царе Тартесса Аргантоний, Серебряном человеке, есть прямые упоминания у древних авторов.

– А про подхалимов-придворных тоже упоминали древние авторы?

– Нет, мы их придумали.

– Оно и видно. Столь ранние времена – и такой классический подхалимаж.

– Согласны, это может показаться странным. Но ведь в Египте задолго до описываемых нами времен обожествляли фараона.

– Так то Египет! А Тартесс, как вы сами говорите, разбогател на торговле металлами. В таком городе должны были заправлять купцы, а не аристократы.

– Наверное, купцы и заправляли. Но ведь могло случиться так, что царь, все больше проникаясь сознанием значительности своей особы и все более опираясь на военную силу, со временем перестал с ними, купцами, считаться.

Вспомните Древний Рим: императорская власть покончила с республиканским строем…

– Ясно. Сейчас вы расскажете, как Калигула въехал в сенат верхом на лошади. Но не забывайте, что императорский Рим – более поздняя эпоха, эпоха разложения рабовладельческого общества.

– Правильно. Но обратили ли вы внимание, читатель, что у нас царь Аргантоний разговаривает с придворными не на тартесском, то есть не на иберийском, а на каком-то другом языке?

– Да, это подметил Горгий.

– Ну так вот. Существует мнение, что правители Тартесса были пришлыми элементами, чуждыми коренному иберийскому населению. Мифологическая традиция называет тартесских царей сынами Океана.