Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кажется, стоит мне ещё немного постоять вплотную к Яру, и я потеряю сознание.
– Уверена, что не касается? – наклоняется к моему уху.
Его руки упираются по обе стороны от моей головы.
Воздуха становится так мало, что я боюсь вдохнуть. Комната сжимается вокруг нас. Упираюсь рукой ему в грудь, чтобы увеличить расстояние между нами. Но стоит ощутить, как под ладонью неровно долбится его сердце, как мое тоже подхватывает ритм его пульса.
Стараюсь не показать своего волнения, но кажется, что Яр и сам все прекрасно понимает.
Я не понимаю, что происходит, но, стоя тут, почти вплотную с Ярославом, я ощущаю, что потихоньку теряю себя.
– Я спрашиваю, уверена, что меня это не касается?
Хриплый шепот возвращает меня в реальность.
– А как тебя это может касаться? – поворачиваю лицо к нему, и взгляд утыкается в его губы.
Его зубы стиснуты так, что скулы становятся острее. Он явно злится. Только вот на что?
Вскидываю глаза и тону в карем взгляде.
– Серьезно не догадываешься? Думаешь, я просто так нарываюсь, чтобы вытащить тебя из очередной передряги, Снежинка? – его зрачки черные как ночь, они затапливают радужку и утаскивают меня вглубину.
– Я же тебя не прошу об этом, – с трудом, но я нахожу силы ответить ему.
– Не просишь, – поднимает руку и проводит большим пальцем по моему подбородку.
Его прикосновение оставляет огненный след. Заставляю себя держать глаза открытыми, потому что хочется прикрыть их и прижаться к его руке.
Боже! О чем только я думаю?
– Так кто это был, Снежинка?
Качаю головой, и Яр придвигается ещё ближе. Расстояние между нашими носами не больше миллиметра.
– Бородин, ты долго тут девочек тискать будешь или все же притащишься на тренировку? – зычный голос заставляет меня вздрогнуть и оттолкнуть Ярослава.
– Мы не договорили, Снежинка.
Он скрывается за дверями спортзала, а меня начинает колотить. Одуреть! Он был так близко. И, кажется, ещё немного и…
И что, дурочка? Ничего!
Трясу головой, отгоняю ненужные мысли. Кто я для него? Слабое звено, которое он может защитить?
Глава 12
Снежинка
После уроков папа встречает меня возле ворот. Я все ещё не готова всем открыться и показать, что я дочь директора. Я понимаю, что все это временно и никаких гарантий, что потом не станет хуже.
Но…
Просто тяну. Да, и мне не стыдно.
– Привет, пап, – усаживаюсь назад, устраивая костыли на соседнее место.
Я очень надеюсь, что сегодня последний день с ними.
– Хватит грызть ногти, а то у меня аж зубы сводит от этого звука, – бурчит папа, бросая строгий взгляд на меня через зеркало.
Хлопаю глазами. До меня не сразу доходит, что от волнения я реально начинаю кусать ногти. Привычка детства, от которой с трудом меня отучили в шесть лет.
Но я иногда забываюсь и при сильном стрессе будто ныряю в детство.
Одергиваю руку ото рта и пытаюсь расслабить затекшую спину.
Напряжение сковывает каждую мышцу. Чего ждать от приема?
Да и как пережить, если вдруг мне опять всучат эти ходули до следующего раза.
– Доча, все будет хорошо, не нужно сейчас себя накручивать.
Угукаю.
Всматриваюсь в город за окном. Мне нравится наш новый город. Тут намного чище и как-то уютнее даже, чем в моем родном. И никто нас тут не найдет.
И под никем я подразумеваю собственную маму. Которая вычеркнула меня из жизни и выбрала сомнительную карьеру актрисы.
Карьеры не случилось, но с мамой мы до сих пор не общаемся.
– Как ты наказал Маркелова? – спрашиваю скорее ради того, чтобы просто избавиться от негативного потока мыслей.
Мне и так сейчас проходить через личный ад, а тут ещё и про маму вспомнила.
– Пока никак, – моргаю, пытаясь осознать, не обман ли слуха.
– Прости, что? – все же решаю переспросить.
А то мало ли. Вдруг у меня начались какие-то проблемы со слухом, а я не замечаю этого.
Но судя по выражению папиного лица, я все поняла правильно. Он именно так и сказал. Пока ничего.
Выдуваю весь воздух и прищуриваюсь.
– Не нужно сейчас сверлить дырку в моем черепе. Я сказал, что пока никак.
– А зачем ты требовал, чтобы я тебе рассказала все как было, если ты оставил это без внимания, пап?
Сжимаю зубы до скрипа.
Нет, ну нормально вообще? Сначала он просит, чтобы я рассказала все, чтобы наказать всех по справедливости. А теперь что?
Дает задний ход?
– Не злись. Я не могу пока тебе всего рассказать, но обещаю, скоро ты обо всем узнаешь.
– Что все?
– Снеж, мне нужно время, чтобы разработать действенную систему наказаний. Чтобы это не ущемляло учеников, а наоборот, давало им пинок в нужном направлении. Поэтому пока я буду молчать как партизан. Да и ты не хотела быть дочкой директора.
Закатываю глаза.
– Пап, ну это совсем другое.
– Это почему же? Девочка, кто вы и почему вы меня спрашиваете о делах в школе?
– Ах так, да? Девочка, значит. Ла-а-а-а-а-а-адно, считай, я запомнила.
Сжимаю губы, чтобы не засмеяться, а по блеску папиных глаз вижу, что и он сам с трудом сдерживает улыбку.
– Я тебе ещё блокнот толстый подарю, чтобы ты записывала, а то память у тебя.
Показываю ему язык.
– Все хорошо у меня с памятью.
– А, значит, ты специально каждый раз забываешь, сколько мне лет?
Громко фыркаю и облокачиваюсь на переднее сидение.
– Нет, это все потому, что ты не выглядишь на свой возраст, и каждый год я удивляюсь этому. Как? Уже тридцать восемь? Ого, а больше тридцати и не дашь.
Папа начинает громко ржать.
– Ну ты и подхалимка.
Невинно хлопаю глазками.
– Ну если только чуть-чуть.
И вроде удается отвлечься от того, куда мы сейчас едем и чего мне ожидать за дверями кабинета доктора Яворского.
Пока машина не тормозит на парковке, а я не поднимаю глаза на вывеску у главного входа.
Сердце тут же болезненно сжимается. Да и мне сейчас хочется сжаться до размера теннисного мячика.
Сглатываю горькую слюну. Ладони за секунду покрываются липким потом. Даже корни волос неприятно шевелятся.
– Ну. Готова? – в глаза папы возвращается волнение.
Закусываю губу. Прикрываю глаза и считаю до пяти.
