— О, Тара! — проворковала Шерри Давинчи, выплывая из кабинки. — Твое платье просто чудо.

— Благодарю, — едва слышно ответила Тара.

Шерри устроилась сбоку от Тары и принялась что-то искать в сумочке от Луиса Виттона. Теперь Тара видела, почему отвечавший за кастинг режиссер пригласил Шерри Давинчи на роль сексуальной медсестры в «мыльной опере» «Национальный госпиталь». Явно не за актерские способности.

Туго обтянутая платьем в золоте и блестках, Шерри могла бы стать кумиром разве что обладателя дурного вкуса. Ее грудь была задрана почти что к самому подбородку и напоминала две большие загорелые дыни. Она колыхалась и норовила вырваться из тесных объятий бюстгальтера. «Вот это формы», — уныло думала Тара, невольно сравнивая ее действительно большую грудь со своей почти плоской мальчишеской грудью.

— Привет, Шерри, — бросила на ходу одна из актрис, игравших в «мыльной опере», не удостоив вниманием Тару, словно бы ее здесь и не было.

Чувствуя себя человеком-невидимкой, Тара сейчас гадала, почему таким красавицам, как Шерри, не отводить для гламурных вечеров специальные туалетные комнаты. Ну, для того чтобы простым «некрасивым» людям не приходилось сталкиваться лицом к лицу с совершенством «талантливых», как говорят режиссеры, актрис, когда те выбегают поправлять свои накладки на груди и подкрашивать лоснящиеся губы. Шерри определенно подпадает в число этих «талантливых». Эти сладкие девочки словно притягивают взгляд зрителя. Единственное, в чем эти актрисы хромают, так это в том, что не в состоянии прочесть без ошибок написанный для них текст. Такие конфузы до невозможности огорчают талантливых и фактурных. Будучи редактором, отвечавшим за общее развитие сюжета, а также одним из авторов сценария сериала «Национальный госпиталь», Тара потратила уйму времени на создание текстов, которые Шерри подавала с площади с пылом почтальона, доставившего счет по кредитной карте. Все это лишний раз доказывало, что пресловутая фактурность — это далеко не все, что требовалось актрисе. Изадора, коллега Тары, вполголоса ругалась всякий раз, когда Шерри в очередной раз мямлила свой текст.

Тара снова и снова проверяла содержимое своей сумки, словно бы это могло помочь ей сосредоточиться. В когда-то купленной в кредит сумке из черного атласа с уже почти незаметным логотипом компании ничего нового не было. Мобильный телефон, ноутбук и ручку она положила на самый верх, откуда легче доставать, на случай если ей придет в голову блестящая идея насчет любовного треугольника, над которым она сейчас работала. Под ними лежали помада, пудра и очечник. Еще ниже — пара колгот — на всякий случай, — но она по неосторожности порвала их, когда извлекала на замену порвавшимся.

— Тебе помочь? Что-то ищешь? — спросила Шерри, внимательно разглядывая кончик карандаша для глаз.

«А она знает в косметике толк», — подумала Тара.

— Э-э, нет, спасибо, — сказала она.

Шерри быстро поправила губы и еще раз критически осмотрела себя в зеркальце. «Не стоило вставать рядом с ней. Это моя ошибка», — подумала Тара. На фоне телезвезды с выдающимися формами она чувствовала себя гладильной доской. «Свою кожу, и без того гладкую как шелк, она, кажется, пудрит чем-то золотистым», — размышляла средняя сестра Миллер.

Иногда Тара даже думала, что красивая женщина не может быть умной, а умная — красивой. Однако ее мать, без сомнения, очень умная женщина, была красивой и оставалась красивой, несмотря на то что ей уже было далеко за пятьдесят. Все ее родственники порой шутили на тему того, что местный почтальон без ума от Роуз. Настолько без ума, что чуть не въехал на почтовом грузовичке в столб, когда загляделся на нее. Ее старшая сестра Стелла тоже была сногсшибательной красавицей. Достаточно лишь вспомнить взгляд ее темных глаз, ее спокойное улыбчивое лицо, которое так и приковывает к себе взгляды. Холли, ее младшая сестра, волновалась о своей внешности, наверное, больше, чем модели-подростки, которые вышагивают по подиуму. Да и, по правде говоря, Холли действительно выглядела блестяще. А вот когда зачинали ее, Тару, ген красоты матери, видимо, просто выпал.

Однако Тара не сожалела об этом. Она знала, что обладает другим даром, и это вполне компенсировало то, что на нее не засматривались, как на других. Ее ум был острым как стилет. Она обладала талантом писать. Именно благодаря своему таланту она и оказалась сейчас на этой вечеринке.

Тара не без благодарной улыбки вспоминала мантру, однажды в шутку придуманную ее тетей Адель, когда семья Миллер собралась вместе: «Спасибо Господу, что Тара родилась столь умной». Тара знала, что это была лишь сокращенная версия другой мысли: «Какое счастье, что некрасивые женщины умны». Ее мама краснела всякий раз, как Адель высказывала нечто подобное. Однако тетю Адель это не останавливало. Она относилась к числу тех, кто мог говорить что думает, не оглядываясь на такт и дипломатичность. В иерархии богов такое право имели только высшие боги. Высшая добродетель состояла в том, чтобы высказывать свое мнение веско, но ненавязчиво.

После нескольких лет тайных и бесполезных страданий по поводу своей красоты, точнее, ее отсутствия, Тара совершенно утвердилась в мысли, что она такова, какова есть. Она поняла, что не будет столь же прелестной, как другие девушки. По своей причуде природа одарила ее необычной внешностью — небольшим острым подбородком, полноватыми губами и длинным носом. Ее нос всегда бросался в глаза первым, чего нельзя было сказать про глубоко посаженные зеленовато-коричневые глаза. Хотя надо сказать, что люди замечали не только упрямые темные кудряшки, но и умное, чувственное лицо под ними. Стоило человеку заговорить с Тарой, как он тут же проникался к ней любовью, обнаруживая в ней остроумного, легкого в общении и немного забавного собеседника.

Тара довольно быстро подружилась с коллегами и еще до этого успела заработать репутацию хорошо образованного, но немного экстравагантного человека — во многом благодаря манере ультрамодно одеваться, короткой, почти мальчишеской прическе и огненно-красной помаде. Сейчас Тара приближалась к грандиозному рубежу — тридцатидвухлетию — и с благодарностью размышляла о той уверенности в себе, которую выработала, делая карьеру, а вообще-то занимаясь любимой работой. Несмотря на внешнюю ординарность, Тара добилась своего. Ее коротко стриженные волосы и утонченно-необычный стиль одежды придавали ей почти салонный лоск. К слову сказать, она любила заходить в салоны красоты. Модные, в темной оправе, очки подчеркивали ее глаза, отвлекая внимание от выступающего носа. Тара долгое время носилась с идеей пластической операции, однако Финн отговорил ее, убедив, что ей это совершенно не нужно.

— Мне твой нос нравится таким, какой он есть, — часто говорил он, проводя пальцем по ее носу.

Когда Тара вспоминала тот разговор полугодовой давности, у нее на душе теплело и черты лица смягчались. «Дорогой Финн», — думала она сейчас. Вскоре после тех слов у них начался бурный роман. Год назад они впервые встретились на вечеринке, влюбились друг в друга с первого взгляда, а спустя шесть месяцев поженились. Тара часто говорила друзьям: «Если встретишь родную душу, то поймешь это сразу». В Финне воплотилось все, что Тара хотела видеть в мужчине своей мечты, — юмор, сексуальность, мягкость и ум. Он был само великолепие. Длинноногий и поджарый, с немного сонными смеющимися глазами и взъерошенными светлыми волосами, Финн Джефферсон излучал томную сексуальность. Тара видела, что это не игра. Так не смог бы сыграть и артист. Люди говорили ей, что Финн мог бы в коротком эпизоде выступить дублером Брэда Пита, но гордая своей находкой Тара заявляла, что Финн лучше.