Из кухни с шумом выбежала Беки. Она тоже была в наряде ангела — только ее локоны были подвязаны золотистыми лентами, за плечами кривобоко болтались украшенные золотистой фольгой крылья. «Сделать крылья двум таким ангелочкам хлопотнее… раза в два», — подумала Стелла.

— А Мэри ее мама собирается сшить балетное платье сама, — хитро глядя на Стеллу, сообщила Беки.

Словно маленький сгусток энергии, эта девочка была везде и всюду. То здесь, то там она топотала слоником. А когда Беки полезла по лестнице, раздался грохот, словно у дома обрушилась крыша.

— Я хочу танцевать, как лебедь, — безапелляционно заявила девочка.

Хейзл и Стелла обменялись умиленными взглядами поверх голов детей.

— Я тоже хочу, — настаивала Эмилия.

Искоса глядя на Эмилию, Беки прожгла ее взглядом.

— Вы все сможете танцевать, как лебеди, — разрядила обстановку Хейзл, всегда выступавшая в их спорах миротворцем. — Однако мы не хотим тратиться на балетки и пачку, если вам через неделю все надоест и вы бросите занятия.

Эмилия и Беки, кажется, были шокированы предположением «если».

— Смотри, мам, — сказала Эмилия, делая перед Стеллой па, как в балетном классе. — Смотри же, мама!

— Нет, посмотрите на меня, — настаивала Беки, наступая на Стеллу.

— Уверена, ты станешь прекрасным лебедем, — сказала Стелла, мило улыбаясь Беки.

Эмилия, в свои годы уже успевшая понять, что взрослые часто говорят одно, а думают другое, с удивлением уставилась на свою мать.

— Итак, девочки, вы готовы к представлению? — быстро, чтобы замять неловкую паузу, спросила Стелла.

— Да! — воскликнули они.

— Я буду здесь через пять минут, — сказала Хейзл и тут же крикнула. — Шона!

Появился еще один огненно-рыжий ангел с золотистыми лентами, тянущимися из комнаты. Очевидно, девочка тихо сидела в комнате и наклеивала на свой костюм дополнительные блестки. Близняшки были не совсем одинаковы по характеру, но обеим достались в наследство глаза и огненно-рыжие волосы матери.

— Идите наверх и хорошенько помойте руки, — сказала Хейзл. — Я потом поднимусь и проверю.

С веселым топотом девочки помчались вверх по лестнице, а Стелла прошла вслед за хозяйкой на кухню. Хейзл была для нее самым близким человеком после родных сестер. Их образ жизни различался, да и как он мог не различаться, если Стелле было тридцать восемь, а Хейзл — сорок пять. Однако их объединяло общее специфическое чувство юмора, когда шутки произносились порой самым серьезным тоном. Стелла чувствовала, что Хейзл понимает ее с полуслова. Хейзл никогда не пыталась устраивать Стелле встречи с мужчинами, как не пыталась уговаривать ее назначать им свидания. Она понимала, что Стелла и так совершенно счастлива, живя своей жизнью.

А если Хейзл и думала о том, что в жизни ее подруги должен появиться мужчина, то держала свои мысли при себе.

— У нас осталось время попить чаю? — спросила Стелла, зажигая огонь под чайником. — Я сейчас бегала по магазинам и, не буду скрывать, устала.

— Конечно, налей и мне тоже, — ответила Хейзл, быстро нарезая морковку и раскладывая ее на тарелке. — Ты что-нибудь купила?

— Баночку для лекарств… для мамы. У Остина, — ответила Стелла и, помолчав, добавила: — Вот и все. Видела почти что семейную пару, покупавшую какое-то невероятное кольцо с бриллиантом. Бриллиант был просто огромен. Одному Богу известно, сколько оно может стоить, но купившему его даже полагался человек из «Секьюрикор», чтобы доставить до дому.

— Неужели это в подарок? — спросил вошедший на кухню Эйван, муж Хейзл.

Это был высокий и жилистый мужчина со смеющимися голубыми глазами, скрытыми за ультрамодными очками в роговой оправе. На его голове волос почти не осталось. Эйван работал менеджером в строительной компании. Хейзл была его первой любовью. Эйван души не чаял в дочках-близняшках. «Своеобразная „мыльная опера“ длиною в жизнь», — подумала Стелла. Хейзл все еще была столь же влюблена в Эйвана, как он в нее. А несерьезные насмешки стали тем клеем, который скреплял этот брак вот уже много лет.

— А ты, случайно, не купил мне еще один перстень с бриллиантом, дорогой? — в ответ поинтересовалась Хейзл, поворачивая голову к мужу и подставляя губы для поцелуя.

— Каюсь, не купил, — сказал Эйван. У него действительно был вид кающегося грешника. — Я куплю его завтра, а сегодня у меня красный нейлоновый пеньюар. Осталось еще немного заварки?

— Какая жалость. Я хотела розовый. Мне нравится, когда одежда отличается по цвету от волос. Захвати печенье, — попросила Хейзл Эйвана, когда тот брал с подноса кружку. — Мы придем не раньше девяти, ты же знаешь эти школьные вечера. Если нам удастся перехватить недоваренную сосиску, это будет удача.

Стелла и Хейзл смотрели, как Эйван положил в рот сразу несколько шоколадных печений.

— Как ты можешь столько есть и не набирать вес? — удивленно поинтересовалась Стелла.

Эйван погладил себя по впалому животу.

— Хорошие гены, — промычал он с набитым ртом.

Хейзл сняла фартук и небрежно бросила в мужа.

— Не могут ли намеки, такие как этот, стать основанием для развода? — спросила она, обращаясь к Стелле.

— Только не спрашивай меня. Я не психолог и уж точно не юрист, — не выдержав, рассмеялась Стелла. — Я повелительница недвижимости. — Она направилась к двери кухни, кинув через плечо: — Пока вы будете спорить друг с другом, я пойду принаряжусь.

В располагавшейся под лестницей небольшой каморке Стелла взяла расческу и принялась расчесывать волосы. Она смотрела на свое отражение и понимала, что не видит себя. Мыслями она была вместе с Эйваном и Хейзл, вместе с той парой, которую видела в ювелирном салоне. Она, пожалуй, смогла бы прожить остаток жизни в счастье и без шикарного бриллианта на среднем пальце, на котором носят обручальное кольцо. «Не грусти по тому, чего у тебя никогда не было», — часто говорила ее мать. Да имело ли смысл грустить? Стелла была воспитана глубоко любящими друг друга родителями. Каждый день она видела настоящую любовь между Эйваном и Хейзл. Порой они даже ругались, но, несмотря на это, все равно не переставали молиться друг на друга. Стелла понимала, что бесцельно потратила годы на то, чтобы доказать себе, что ей не нужна любовь. И лишь благодаря чистой случайности она поняла, что на самом деле хочет той самой любви, которую всегда отвергала.

Спустя пару минут Стелла возвратилась в комнату.

Хейзл тепло улыбнулась подруге. Так же как и Хейзл, Стелла никогда не увлекалась излишним макияжем. Различие состояло лишь в том, что Стелле он был просто не нужен. По крайней мере так полагала Хейзл. Большие и темные глаза Стеллы были обрамлены густыми ресницами, хорошо заметными на лице. Это придавало взгляду ту безмятежность, которую сейчас можно увидеть, пожалуй, только на некоторых средневековых портретах Мадонны. Еще бы! Ведь тогда натурщицам приходилось часами неподвижно высиживать в ожидании, когда художник закончит портрет. Темные брови совершенными дугами разлетались над глубоко посаженными темными глазами. Прямой нос совершенно не требовал припудривания, а сливочного цвета кожа была хороша и без всякого особого ухода. Хейзл по этому поводу одолевала черная зависть. Ведь ее кожа часто трескалась, краснела и требовала массу косметики. Намного больше, чем использовала Стелла.