Григорий приподнял сумку и легонько ее тряхнул. Раздался тихий звон бутылок.

— Видал? Что же мне теперь, все это самому глотать? Никакого здоровья не хватит!

— Ты сам себе враг, маленький Буратино, — назидательно сказал Штейну Денис и сделал большой глоток из своего пакета. — Ах! — выдохнул он, вытирая губы рукавом толстовки. — Вкуснотища!

— Присаживайся, — пригласил его жестом Штейн. — Стоишь здесь, как тополь на Плющихе. Да, и не забудь стянуть брюки. На нас и так все оборачиваются.

Денис послушно разулся, стянул с себя брюки и толстовку и, глянув на поблескивающую невдалеке воду, махнул рукой:

— Разговоры потом. А сперва…

Он отошел немного назад и с разбегу ухнул в озеро, подняв целый сноп ослепительных брызг.

Вода была чудо как хороша.

Штейн открыл бутылку пива, приложился к горлышку и, когда бутылка опустела на треть, последовал примеру Дениса.

— Пусть сильнее грянет буря! — гаркнул он, падая на воду мускулистым животом.

Минут через десять журналист и сыщик валялись на покрывале, блаженно щурились на солнце и попивали свои напитки.

— Как поживают Филя и Сева? — улыбаясь, спросил Штейн.

— Лучше всех, — ответил Денис. — Есть, конечно, и проблемы, но эти ребята привыкли решать все свои проблемы сами.

— Это точно, — убежденно сказал журналист. — Насколько я помню, они и с чужими проблемами неплохо справлялись. Передавай им при встрече привет.

— Обязательно.

Приятели помолчали, наслаждаясь теплым солнышком.

— Ну, — вновь заговорил Штейн, тряхнув мокрыми волосами, — так что у тебя ко мне за дело, Рыжий?

Денис посмотрел на приятеля и улыбнулся:

— Ты, Гриша, сейчас больше похож на викинга, чем на борзописца. Ну да ладно.

Денис сделал серьезное лицо, сразу постарев лет на пять. Поперек высокого чистого лба пролегла глубокая морщина.

— Для начала пообещай мне, что все, что я тебе сейчас скажу, останется между нами.

Штейн провел рукой по волосам, проверяя — не высохли ли, и произнес зловещим, хриплым шепотом:

— Могила.

— Верю, — сказал Денис. — На тебя всегда можно было положиться. По крайней мере раньше.

— Люди меняются, — как бы между прочим заметил Штейн.

Денис пропустил это замечание мимо ушей.

— Дело, Гриша, обстоит следующим образом. Наша контора расследует одно загадочное убийство. Загадочное потому, что ни прокуратура, ни МУР за два месяца работы не сумели напасть на след преступника. Убитая — сотрудница радиостанции «Свободная волна», в которой ты когда-то имел честь работать.

— Тоже мне честь, — тихо пробурчал Штейн. — А про твою убитую я и так знаю. Это Доли Гордина, так?

— Так, — кивнул Денис. — С вашим братом журналистом и разговаривать неинтересно, — пожаловался он. — Все-то вы знаете.

— Ну, положим, знаем мы не все. Но кое-какие предположения, конечно, имеются.

Григорий Ефимович вытащил из сумки вторую бутылку пива и открыл ее зубами.

— Силен! — похвалил Денис.

— Зубы — единственное, что во мне осталось здорового, — грустно сообщил Штейн и тут же запил свою грусть хорошим глотком пива. После чего громко икнул и сказал: — Продолжай.

— Спасибо, — склонил голову в легком поклоне Денис. — Только продолжать-то мне пока нечего. Известно, что у Доли Гординой был острый и зловредный язычок и многие из сотрудников «Свободной волны» отзываются о ней как о сущей мегере…

— Это так, — кивнул Штейн. — С Доли лучше было не связываться. Она могла так припечатать одним словом, что потом полдня будешь себя от стенки отскребать.

— Как думаешь, это могло стать причиной ее смерти?

— Вряд ли, — пожал плечами Григорий Ефимович. — Хотя как знать, как знать… Мне-то сдается, что дело тут совсем в другом.

Заинтриговав приятеля, Штейн вновь взялся за свое пиво. Денис терпеливо ждал. Лишь когда вторая бутылка опустела, журналист отбросил ее в сторону и соблаговолил продолжить разговор.

— Видишь ли, друг мой Грязнов, в мире — извини меня за невольный каламбур — полно грязи. И порой человек не замечает, как сам, по собственной воле вляпывается в нее.

— Ты имеешь в виду вашу радиостанцию?

— Ее, — подтвердил Штейн. — Ее, родимую, и имею. Как раньше она имела всех нас. Опять-таки прости за каламбур. Так вот. Ты наверняка знаешь, что финансирование «Свободной волны» шло из кармана американского налогоплательщика. Это де-факто. А де-юре — деньги на работу волны выделял конгресс США. Деньги это были, я скажу тебе, немалые. На праведное дело борьбы со Страной Советов, на подрыв устоев советского общества конгресс никогда не жалел денег. Журналисты, выезжающие в Москву, получали огромные командировочные…

— Это что-то типа нынешних боевых, которые выплачивают бойцам и журналистам в Чечне? — поинтересовался Денис.

— Ну можно и так сказать. Вот только суммы уж больно несоизмеримы. Ну ладно. Это одна сторона медали — финансовая, а была еще и другая.

Штейн потянулся за третьей бутылкой, но Денис перехватил его руку.

— Сначала дело, Гриша, — твердо сказал он.

— Ты что, моя мама? — ощерился на него Григорий Ефимович. — Да ты мне в сыновья годишься, мальчишка!

Денис пожал плечами и выпустил запястье журналиста.

— Вот так-то лучше, — усмехнулся Штейн, потирая запястье.

Он достал из сумки бутылку, вскрыл ее обычным своим способом, глянул на насупившегося Грязнова и примирительно произнес:

— Последняя, Денисыч. Гадом буду.

Денис лишь пожал плечами — дескать, поступай как знаешь, что я тебе, в самом деле, мама, что ли.

— Обиделся, — констатировал Штейн. — Ладно.

Он сделал пару глотков из открытой бутылки и отставил ее в сторону.

— Продолжаем разговор, — произнес заметно повеселевший журналист. Итак, у этого темного дела помимо чисто финансовой была еще и нравственная сторона. Покрытая завесой тайны для всех непосвященных. И сейчас я тебе эту завесу чуть-чуть приоткрою. Ты, конечно, знаешь, что главой русской службы «Свободной волны» является господин Леонидов Юлий Семенович, а московское бюро возглавляет Зелек Шустов, ставший с недавних пор знаменитым тележурналистом.

— Я в курсе, — кивнул Денис.

— Так вот, — продолжил Штейн. — У Шустова и Леонидова весьма своеобразные представления о способах набора в штат персонала и проведения корпоративных вечеринок. Говоря короче — в конторе Леонидова процветает беспросветное пьянство, а в конторе Шустова — столь же беспросветное и ужасающее по своим масштабам блядство. Ты следишь за моей мыслью?