Интересно, понравилось бы тебе, если бы я сфотографировала тебя прямо сейчас?

После твоего рассказа о себе и матери, о калейдоскопе на день рождения я поняла, что ты очень любишь делать широкие жесты, устраивать всякие прочувствованные, исполненные глубокого смысла праздничные ритуалы. И тут я была тебе достойной парой. В тот год, в конце февраля, мы решили отпраздновать твой день рождения прогулкой на вертолете, которая завершилась рестораном с дегустацией двадцати обозначенных в меню блюд. Не помню сейчас название, но тебе хорошо известен этот ресторан. Помнишь, тот самый, где после одиннадцати блюд я так натрескалась, что тебе пришлось съесть парочку моих, и твоим рекордом стали двадцать два блюда, а моим – всего лишь восемнадцать, но для меня и это было слишком много. Оставшиеся выходные я чувствовала себя удавом, который проглотил аллигатора, но ты был доволен. Говорил, что день рождения прошел как полагается. Особенно после того, как по дороге домой я сделала тебе минет прямо в такси.

А накануне моего дня рождения в том же году ты прислал мне цветы на работу, дюжину лилий «Звездочет». У меня до сих пор хранится записка, которую ты вложил в букет вместе с завернутой фотографией на тему покоя. Звездочеты для моей девочки, чьи глаза наполнены мерцанием звезд. С днем рождения. С юбилеем. Жду не дождусь вечера. Люблю. Гейб.

Придя домой, я увидела на кровати большую коробку.

– Открой, – сказал ты, усмехнувшись во весь рот.

Внутри лежал наряд из моего любимого магазина, в котором покупки я делала, только дождавшись семидесятипроцентных скидок. Блузка без рукавов из бирюзового шелка с глубоким вырезом спереди и сзади. И коротенькая узкая юбка черного цвета.

– Я подумал, тебе очень пойдет, – сказал ты. – Идеально для похода в театр на балет «Аполлон», а потом, я подумал… можно снова сходить в «Лица и имена». Ты была бы там самая сексуальная.

Я благодарно обняла тебя. Ты такой заботливый, и костюм скроен как раз на мою фигуру. Я представила себе, как ты внимательно изучаешь путеводитель по Нью-Йорку в поисках, куда бы пойти вечером, ходишь по магазину, тебе там немного не по себе, ты щупаешь шелк и сатин, представляя, как это будет на мне сидеть. Выбираешь цвет, чтобы я потрясающе выглядела.

– Как мне повезло, – призналась я. – Честное слово, я самая счастливая девушка в мире, у меня есть ты.

– Наоборот, – возразил ты, – это мне повезло. Жаль, что я не могу сделать что-то еще, чтобы показать тебе, какое это чудо – быть с тобой.

– Ну уж нет, – сказала я, хватая его за ремень, – сейчас я тебе покажу, на что еще ты способен ради меня.

Мы даже не добрались до постели. Странно, что ковер не воспламенился под нами.

Мы лежали рядышком на полу, вокруг валялась одежда.

– Ты когда-нибудь представляла себе, что любовь бывает такой? – спросил ты.

Я прижалась к тебе еще теснее. Рука твоя лежала у меня на плече.

– Нет, даже в самых безумных фантазиях, – ответила я.

– Ты моя звездочка, Люси, мое солнышко. Твой свет, твой магнетизм… Не могу выразить, что ты для меня значишь.

– А я бы сравнила нас с двойной звездой, – сказала я.

Рука моя тем временем медленно ползла вверх по твоему бедру. Не могла оторвать рук от тебя. Никак не получалось себя заставить.

– Мы с тобой как бы вращаемся один вокруг другого.

– О господи, Люси! Душа твоя так же прекрасна, как и твое тело. – Ты положил руку на локоть и заглянул мне в глаза. – Ты веришь в карму?

– Это как у индусов, что ли? Или типа украду чужую машину и меня постигнет та же участь?

Ты улыбнулся:

– В этом городе, конечно, для автомобильных воров тоже есть карма, но я говорю о другом. И не о карме из индийской философии. Да и вообще, мне кажется, это не то чтобы карма… Это, скорее, как… Как ты думаешь, мы вот так полюбили друг друга… так сильно, так крепко… потому что мой папочка был козел? И ты моя награда за пережитое? За что я получил все это? – Ты жестом указал на наши обнаженные тела. – Или, может, имея вот это сейчас, потом я буду страдать, чтобы искупить свое счастье? Может, каждый из нас обладает весьма ограниченным количеством счастья в мире?

Тогда я села и помотала головой:

– Нет, не думаю… Мир устроен иначе. Мне кажется, жизнь – это просто жизнь. Мы живем, попадаем в разные ситуации, принимаем решения, и все происходит так, как и должно происходить. «Воспользоваться мы должны течением» – помнишь, на семинаре у Крамера? Это старая проблема. – (Мы замолчали.) – Но знаешь, о чем бы я хотела подумать? – продолжила я после паузы. – Я бы хотела подумать о том, что на самом деле представляет из себя карма. В индуистском понимании. Может, в прошлой жизни я совершила для кого-то нечто чудесное и в этой жизни получила за это награду – тебя. Такое понимание кармы мне нравится больше, чем идея про ограничение счастья или добра.

Ты снова улыбнулся, но на этот раз грустно. Видно было, ты мне не верил.

– Да мне тоже нравится твой вариант. Просто… меня беспокоит мысль о том, что невозможно обладать вот этим всю жизнь, чтобы до самой смерти был один сплошной праздник.

Я немного подумала:

– А что, такое тоже может быть. Пусть не вся жизнь сплошной праздник, но думаю, к концу жизни можно получить от нее все, что хотел.

И я верю в это, Гейб, до сих пор верю.

– Хотелось бы думать, что ты права, – сказал Гейб.

Мы с тобой больше никогда не говорили на эту тему, но у меня создалось впечатление, что ты так и остался при своем мнении: ни один человек не может получить от жизни все, что хочет. Жаль, я не смогла переубедить тебя. Мне кажется, ты хотел сказать, что надо жертвовать всем, во что веришь. Одной любовью ради другой любви. Одним кусочком счастья ради другого кусочка счастья. Эта теория, сознательно ты верил в нее или бессознательно, объясняла твои поступки. В каком-то смысле она была твоей путеводной звездой на пути, который ты выбрал и который привел тебя, да и меня тоже, туда, где мы сейчас находимся.

Но мне очень хотелось бы думать, что в жизни все обстоит иначе. Что у нас может быть и любящий отец, и любящая подруга жизни. И работа, которая приносит удовлетворение, и личная жизнь тоже. Но, может быть, ты сказал бы, что уж если хотеть чего-то, так крепкого здоровья. Или денег побольше. Или бог знает чего еще.

Интересно, ты до сих пор остался при своем мнении или передумал, а, Гейб?

Жаль, что ты не можешь мне ответить.

Вскоре после моего дня рождения ты записался на курсы, которые вел Пит. Я часто думала: долго ли ты сохранял с ним связь после отъезда из Нью-Йорка? Я знаю, он много для тебя значил. Это очевидно. Этот человек дал толчок твоей карьере. Мне всегда хотелось знать, нашел ли ты хотя бы в нем поддержку и руководство, которых не получал от отца. Когда ты ходил к нему на занятия, когда с его помощью пристраивал фотографии в еженедельник «Виллидж войс», ты казался счастливейшим человеком на свете, прежде я тебя таким никогда не видела. У меня даже мелькала мысль, что, возможно, я не права, и ты не прав – возможно, ты мог бы стать счастливым и в Нью-Йорке.