Ника ничего ответить не успела: телефон призывно запиликал.

– Да, – осторожно начала Леська, боясь, что это Телефонист опять решил порезвиться.

– Это Кочкин, – раздался в трубке знакомый голос.

– А, это вы, – начала выплескивать свою обиду Леська, – и как идет расследование?

– Спасибо, хорошо.

– Неужели! А я-то думала, что без моих советов и рекомендаций вы пропадете. Наверное, уже мысленно примеряете новые погоны, которые получите за поимку маньяка. Без меня вы его все рано не поймаете!

– Олеся Владимировна…

– Перестаньте со мной разговаривать так, будто мне сто пятьдесят лет!

– Олеся Владимировна… – замялся следователь. Переходить на «ты» он не собирался, но перед девушкой робел и слегка ее побаивался, – я звоню спросить – как у вас дела, все ли в порядке?

– О! Конечно, все в порядке, шейные позвонки не смещены и не переломаны, если вы об этом! Сердце стучит, а запах моего разлагающегося тела пока не ударяет в нос ни соседям, ни прохожим на улице!

Ника стала делать умоляющие знаки: такого отношения, по ее мнению, следователь не заслуживал. Кочкин вздохнул и попрощался, а Леська заметалась по комнате, тряся кулачками в воздухе и злобно стреляя глазами.

– Позвонил он, видите ли, узнать, не прибили ли меня еще! Чуткий и добрый! Только полюбуйтесь на него!..

– Что ты к нему пристала, – перебила Ника, – на работе человек.

– Это только благодаря мне он понял, что связывает убитых женщин, я в этом деле – самая главная! – Леська остановилась и вздернула нос. – Я сама расследую это дело, посмотрим, кто из нас умнее! Завтра же поеду в магазин и ты, кстати, поедешь вместе со мной.

– У меня ученики.

– Ничего, найдем время.

– Мне вот почему-то кажется, – сказала Ника, – что если маньяк тебя еще раз увидит около обувного магазина, то он точно тебя убьет.

Леська села рядом с подругой на диван и тяжело вздохнула – умирать по-прежнему не хотелось.

С самого утра в душе образовалась непонятная тоска. Стоило только сунуть ноги в горячо любимые розовые тапочки с помпонами, как внутри что-то заныло и забеспокоилось. Леська почистила зубы, выщипала брови, выпила кофе и, решив начать день с самого начала, снова легла в постель. Повторное просыпание, случившееся через пятнадцать минут, ни к каким изменениям не привело, и даже повторная чистка зубов ситуацию не переломила. Леська подошла к кровати, на которой сопела Ника, и ткнула ее в плечо. – Доброе утро, – сказала она, наблюдая как подруга приоткрывает правый глаз.

– Че случилось-то? – пробубнила Ника, пытаясь вернуться к сказочному сну, состоящему из сплошных встреч и поцелуев с Игорем.

– Мне плохо, а я не знаю почему.

– Тоже мне задачка. Ты вчера на следователя незаслуженно наехала, наверное, это у тебя запоздалые угрызения совести.

– Точно, – кивнула Леся и села на кровать.

Противный Кочкин, все из-за него, все из-за него! Мало того, что не допускает ее к расследованию, заставляет сидеть дома целыми днями и слишком редко ей звонит – всего один раз, так он еще к тому же является причиной сегодняшней депрессии. Безобразие!

– А почему это ты считаешь, что он ни в чем не виноват?

– Потому что он милый, пухлый человек, ищущий маньяков и убийц. Спасает вот таких клуш, как ты, и еще терпит от них всякое ворчание. Нечего путаться у него под ногами, ты только мешаешь, – ответила Ника. Сон был испорчен, и ничего не оставалось, как только проснуться.

– И что мне теперь делать?

– Грехи замаливать.

– А как?

– Сделай ему что-нибудь приятное.

– Я приятное не умею. Это слишком трудно и отнимает много времени.

– А куда ты торопишься? Вот как раз в твоем положении, когда одна нога уже в могиле, а вторая зависла в воздухе, не мешало бы сделать пару-тройку добрых дел, чтобы потом никому не пришло в голову перетапливать твою попу на сало. Ну-ка говори, хочешь жариться на сковородке в аду?

– Нет!

– Тогда бухайся Кочкину в ноги.

Леська подскочила и направилась к шкафу.

– Я ему так и скажу, – натягивая кофту в цветочек, решительно начала она, – простите, виновата, осознала, больше не буду. Вы, Максим Григорьевич, очень хороший человек, а я – неблагодарная поганка мухоморская. Так пойдет?

– Неплохо, – кивнула Ника, натягивая джинсы.

– А еще я ему скажу, что готова понести любое наказание и он со мной может делать, все что захочет. – Леська мечтательно захлопала ресницами, по ее лицу растеклась блаженная улыбка.

– Э, ты там что удумала, не пугай мужика, он и так, похоже, тебя боится. С пустыми руками, кстати, идти как-то не очень… Давай испечем ему пирог, сидит небось, бедный, на казенных харчах, язву желудка зарабатывает.

– Это ты хорошо придумала, – засуетилась Леська. Стянула кофту и достала из шкафа майку, – сейчас испечем, делов-то! Он меня сразу простит, как миленький простит. Мне вообще сейчас надо делать добрых дел побольше, перед смертью это очень полезно. А вот я в прошлом году старушку через дорогу перевела, как думаешь, мне это зачтется?

– Зачтется.

– Эх, знала бы я тогда, что мне это пригодится, я бы ее и туда и обратно проводила по два раза.

Ника только покачала головой и устремилась на кухню.

Леська готовить не умела и искренне надеялась на подругу. С трудом отыскав в ящике стола пыльный журнал с изображением кекса на обложке, она радостно помахала им в воздухе:

– Рецепт у нас есть, дело осталось за малым.

Ника готовить умела, но только яичницу, макароны по-флотски, борщ и тефтели. Еще она ловко делала бутерброды, и на этом ее кулинарные способности заканчивались. Но, оглядев Леськину кухню, пестрящую сковородками, венчиками и кастрюлями, пролистав журнал с красивыми аппетитными картинками, вспомнив передачу, в которой обаятельный повар легко и непринужденно приготовил бесподобный торт, она изрекла:

– Приготовим не хуже других, яйца бить умеем, а с остальным разберемся по ходу дела.

Леська восхищенно посмотрела на подругу, почувствовала, как уверенность расползается по всему телу, и, переполненная энтузиазмом, бросилась в неравный бой с мукой, маргарином и миксером.

– Что будем печь?

– Кекс – слишком просто, – переворачивая страницу, сказала Ника. – Нужен пирог, мужики любят, когда начинки много. У тебя капуста есть?

– Не-а.

– Эх ты, а рыба?

– Не-а.

– Эх ты, а мясо?

– Замороженное.

– Эх ты, а что у тебя есть?

– Банка вишневого варенья.