Олег устраивался на работу впервые, никогда в жизни не торговался, услышав же об окладе, смешался. Может, его, как сопляка, обманывают или это нормальная заработная плата? Он не показал своей растерянности, даже улыбнулся, поблагодарил, однако попросил еще несколько дней, мол, только женился, новая квартира, быт, одним словом.

– Конечно, конечно, – радостно ответил человек с чернильными руками. – Неделька терпит, приходите, мы вас ждем. – Когда за Олегом закрылась дверь, он снял трубку, набрал номер. – Я спровадил его, Митрофаныч, – сказал, довольно улыбаясь. – Нужен? Тебе работник нужен, а не спортсмен. Ты бы видел этого работягу, костюмчик на нем ого-го, дипломат-аристократ, а не технолог.

* * *

Ниночка, секретарь председателя спортобщества, которая месяц назад, заливаясь румянцем, встречала Олега кокетливой улыбкой, холодно посмотрела и, продолжая печатать, обронила:

– Приветик, Перов. Совещание.

Олег недоуменно пожал плечами и легко открыл тяжелую дверь.

Сидящий во главе стола председатель взглянул на открытую дверь раздраженно, узнав Олега, кивнул и указал на стул. Председатель общества, заслуженный мастер спорта, в прошлом неоднократный чемпион страны, был на пятнадцать лет старше Олега, однако взаимоотношения у них уже давно установились товарищеские.

Обсуждался больной вопрос – футбольная команда болталась во второй половине турнирной таблицы.

Председатель закрыл совещание и, глядя в сутулую спину главбуха, сказал:

– Деньги должны быть, хоть воруйте, меня не касается.

И главбух покорно пошел «воровать», то есть срезать последние крохи с других видов спорта. Когда все вышли, председатель пожал Олегу руку и, посмотрев на потолок, сказал:

– Звонили, команду необходимо поднять. – Он беззвучно выругался. – Была бы моя власть, Олег, я бы их так поднял, забегали бы, как наскипидаренные. Каждый сопляк – прима, слова ему не скажи, он тут же… – Председатель вновь посмотрел на потолок. – Или начинает говорить, что у соседей лучше. Ему, видите ли, предложили, обещали… Ну, извини. Рассказывай.

Выслушав Олега, председатель сказал:

– Потому что ты дурак, братец. Зачем раззвонил на весь свет, что выступать больше не будешь? Ты на помосте Олег Перов, а в жизни двадцатисемилетний оболтус с дипломом, – откровенно сказал он. – Может, еще годочек потаскаешь? Как спина?

– Спина чуть повыше… – огрызнулся Олег. – Ты мне обещал, Саша.

– В общем, ты прав, уходя – уходи. – Он помолчал. – Я обещал, попробую. Не выйдет, придешь, будем думать.

Дома уже ждала Ирина, но Олег домой не поехал, а созвонился с Павлом Ветровым и отправился к нему.

Они познакомились год назад, в спортзале, куда Павел пришел с кинооператором – делал телевизионную передачу. Олег не очень любил разговаривать с журналистами или писателями. Вопросы всегда одни и те же, в глубь спорта не лезут, скользят по поверхности.

Ветров сразу понравился Олегу, так как не пошел через зал, размахивая руками, давая оператору и всем остальным задания, где стоять и что снимать, а сел у стены на скамеечку и тихо просидел всю тренировку. Изредка он что-то шептал оператору, тот согласно кивал и молча снимал. Ветров появился и на следующей тренировке, так же тихо сидел на лавочке и уже на улице, после душа, подошел к Олегу, представился и сказал:

– Ничего, мужская у тебя работенка. Я вашу железку долгое время не понимал. Ну, тащишь ее вверх, она тебя вниз. И все!

– Так оно и есть, – буркнул Олег.

– Не болтай, – оборвал Ветров. – Я когда-то горнолыжником был, у нас трасса, с ней борешься в слаломе минуту, на спуске чуть ли не три. У вас – секунда. Я могу дрогнуть, затем выправиться и победить. Ты не можешь. Так? У тебя лишь намек на сомнение, лишь искра неуверенности, и железо не простит, сломает.

Павел Ветров понимал в спорте, его передача о тяжелой атлетике была откровением даже для многих штангистов. Он не рассказывал о технике, не восхищался весом снаряда, а копался в людях, в психологии.

Олег и Павел подружились сразу. Обычно, практически всегда, Олег во взаимоотношениях с людьми, будь то мужчина или женщина, сразу захватывал инициативу. Павлу же он подчинился без сопротивления, с радостью. И дело не в том, что Ветров был старше Перова на десять лет, не просто годы, а жизненный опыт, знание жизни решили вопрос старшинства. Они встречались чуть ли не ежедневно, и уже через полгода казалось, что знают друг друга с детства. Их объединяли знания и любовь к спорту, только Павел вышел из спорта в большую жизнь, а у Олега все еще впереди. Но Олег относился к спорту проще и, так сказать, более потребительски. Интересно, много ездишь, видишь, хорошо живешь, тебя знают и любят. Павел смотрел на спорт более идеалистически и философски. Спорт, считал он, закладывает в характере человека фундамент, и самое страшное, когда конец спортивной жизни не становится сигналом к старту дальше, вперед, вверх, а наступает конец активности человека, начало его угасания в воспоминаниях о былом величии.

– Мало, точнее, плохо заботятся о спортсменах, – рассуждал Павел. – Человек в семнадцать, а во многих видах и раньше становится знаменитостью. Печать, радио, телевидение, интервью, поклонники, меценаты. «Надежда», «талант», «представитель страны». А сопливый «представитель» хорошо кувыркается на брусьях, далеко или высоко прыгает или, как ты, больше других поднимает. А перестал прыгать? Как с заоблачных высот опуститься на грешную землю? Крепко встать на ноги, понять, что прошлое лишь прошлое, а настоящее и будущее зависят теперь только от тебя.

– Так ведь и в спорте все зависело лишь от тебя, – возражал Олег. – Спорт в первую очередь труд и пот.

– Верно, – соглашался Павел, – но в спорте человек находится в фокусе внимания, с тебя много требуют, но добился, тут же воздается сторицей, даже с излишком. Повседневная жизнь равнодушнее, тебе не рукоплещут, ты один из миллионов, никто тобой не любуется. Переход из одного качества в другое, из-под яркого света прожектора к нормальному свету дня, порой дождливого и пасмурного, для многих оказывается настолько болезненным, что люди надламываются.

Олег подтрунивал над серьезностью Павла, над его философией.

– Говори, говори, – обрывал Павел, – поглядим, как ты закончишь выступать и начнешь кувыркаться на ковре, который называется жизнь. Поглядим, сколько ты тогда поднять сможешь…

Олег только соприкоснулся с жизнью и несколько опешил. Не нужен? Уже не Олег Перов? И, приехав к Павлу Ветрову, Олег ожидал, что тот выслушает и скажет: что, стукнулся? Ведь тебе говорили, ты не верил, теперь хлебай полной ложкой!

Павел, в стареньком, вылинялом тренировочном костюме, в тапочках на босу ногу, открыл дверь, хлопнул Олега по плечу и молча прошел в комнату.

– Молодец, спас меня. – Устало сложил бумаги в папку и блаженно потянулся. – Не понимаю, как вообще пишут, творят люди, не имеющие спортивной подготовки? Или талантливым легче? – Он провел ладонью по коротко остриженным волосам и лицу, словно умылся. – Вряд ли, чемпионам-мастерам труднее, мы-то с тобой знаем. Мы, грешные, напортачим, ну ругнут нас лениво, да и забудут – какой с нас спрос? А маэстро ошибся-то самую чуточку, занесло на повороте, качнуло – крик, шум, конец света! – Он сидел, навалившись на стол, выставив подбородок, и внимательно разглядывал Олега. – Человека нельзя лишать права на ошибку, иначе храбрый превратится в труса, нерешительный в подонка. Пока человек жив, пока барахтается, чего-то хочет, он ошибается.