Нет, я пишу это не для тебя. И даже не для себя, наверное. Может быть, я пишу это для своей дочери… Для нашей дочери, которая имеет право знать, что была рождена в любви.

Я пишу для нее, но обращаюсь все же к тебе. Я просто привыкла за долгие годы разговаривать с тобой мысленно. Наверное, в этом все дело.

Ты помнишь тот день, когда мы встретились?

С тех пор сто лет прошло уже, кажется. Может быть, и не сто, а долгих двадцать, но для меня они были как двадцать длинных, нескончаемых жизней, двадцать мучительных казней, каждую из которых пришлось пережить, перетерпеть до самой последней ее капли и все-таки снова остаться живой, и снова без тебя.

С утра было пасмурно, и я расстроилась, увидев серое небо и почерневшую воду. Вода и небо слились воедино на линии горизонта, образовали вокруг замкнутое и давящее пространство. Собирался дождь. Дождь я всегда любила, но в тот день он оказался совсем некстати. Это был последний день отпуска, в сумке лежал уже обратный билет на поезд, и мне очень хотелось в этот последний день насладиться еще раз солнцем, теплой водой и солеными брызгами.

Я мечтала о море с детства, но впервые увидела его в двадцать с лишним лет, выкроив две недели из напряженного рабочего графика и отправившись «дикарем» в Крым, в тихий поселок Мисхор, что в семидесяти километрах от Ялты. Я влюбилась в море с первого взгляда – в его прохладную синеву и соленый запах, в ракушки и камешки, которыми усыпан сероватый песок у кромки воды, в белые кудри волн и крики взволнованных птиц. Увидев все это, я подумала, что в прошлой своей жизни наверняка была рыбой… Или, может быть, птицей, летающей над морем. Или просто травинкой, тоненьким и кудрявым стебельком, счастливо и спокойно колышущимся на самом донышке.

А может быть, я была просто запахом моря.

Шумом моря.

Или была его цветом.

Я была как-то связана с ним, это точно.

Едва увидев его, я сразу почувствовала, что вернулась туда, где когда-то была моя стихия. Каждая ракушка, лежащая на берегу, узнавала меня, песок поскрипывал под ногами, что-то шепча, а волны тихо радовались, касаясь моих ступней короткими и нежными поцелуями.

Дождь в последний день был совсем некстати. Почерневшее море казалось чем-то рассерженным и даже опасным. Это незнакомое ощущение страха перед морем немой болью отдавалось в груди, и мне казалось, что это фантомная боль, вернувшаяся ко мне из моей прошлой жизни в наказание за то, что когда-то я отреклась от своей стихии. Как Русалочка из сказки – оставалось только попытаться вспомнить, во имя чего было совершено это дикое отречение.

Оно сердилось, как будто не хотело меня отпускать.

«Зачем, ну зачем этот дождь?» – тихо шептала я, медленно прогуливаясь вдоль кромки воды. Волны шумно разбивались о берег, с ног до головы обдавая солеными брызгами. Налетел холодный ветер, и я совсем продрогла в своем мокром платье, прилипшем к телу, как тонкая корка соленого льда.

Пляж был как раз напротив пансионата, но я не любила пляж и почти никогда там не купалась, разве что поздно вечером, когда находиться в отдаленных местах становилось опасным. Уже в первый день отдыха я отыскала и полюбила тихое укромное местечко в небольшом ущелье над песчаным обрывом. Вода здесь была всегда светлая и прозрачная, стаи мальков кружились у берега. Их чешуйчатые спинки светились под водой маленькой золотистой радугой, и каждая чешуйка отражала солнечный свет по-своему, отливала то синим, то зеленым, то ярко-розовым…

Но главное – здесь, в отдалении от пляжных баров и дискотек, совсем не было людей. Я приходила всегда на рассвете, раздевалась и некоторое время сидела на большом валуне, любуясь игрой красок, впитывая в себя каждый звук, цепенея от прикосновений ласкового соленого ветра.

Это было МОЕ СОБСТВЕННОЕ место.

Поэтому я очень удивилась, когда в свое последнее непогожее утро на море увидела вдруг на этом месте тебя.

Нет, не удивилась даже. Я была возмущена и дико расстроена. Я готова была кричать и топать ногами, лишь бы побыстрее остаться снова одной, наедине с морем, которому я принадлежала.

Ты оказался третьим лишним, совершенно ненужным. На небе хмурились тучи, угрожая вот-вот пролиться ледяным дождем.

Все это было ужасно. Мне даже некуда было присесть, потому что ты сидел на МОЕМ камне.

Я остановилась в двух шагах, не зная, что делать. Тебя было трудно рассмотреть в лучах солнца – оно слепило глаза, и я видела лишь черный силуэт мужчины, который сидел, склонив голову набок, и смотрел вдаль, не замечая ничего вокруг. Ты даже не заметил моего появления.

Не знаю, сколько времени это продолжалось, только вдруг где-то совсем близко вскрикнула чайка, и ты повернулся, чтобы увидеть ее, а вместо чайки увидел меня – босую, в мокром платье, с лицом, как у злого волчонка, обнаружившего незваных гостей в родительском логове.

– Привет, – сказал ты.– Не возражаешь, если я посижу немного здесь, на твоем камне?

Мне сразу понравился твой голос, но я не хотела себе в этом признаваться. Человеку в принципе несвойственно признаваться в симпатии к врагу. А в тот момент для меня ты был настоящий враг, который вторгся на мою территорию без объявления войны.

– Нет, – сказала я. – Возражаю. И откуда вы знаете, что этот камень – мой? Следили за мной, что ли?

– Нет, – ответил ты. – Просто это написано у тебя на лице. И давай уж сразу будем говорить друг другу «ты».

Я передернула плечами: еще чего! Я вообще не собиралась с тобой ни о чем разговаривать и всем своим видом давала понять это.

– Не злись, – сказал ты. – Лучше иди сюда и сядь рядом. Я расскажу тебе о море. О море и… о тебе. Ты ведь, наверное, не знаешь, что раньше море было твоим домом, потому что ты была Русалкой?

Я удивилась, услышав эти слова, и неуверенно пробормотала в ответ:

– Русалок не бывает.

– Бывают. То есть сейчас их уже нет. Ты была последней Русалкой в этих краях.

– В вашем возрасте пора бы уже начать читать что-нибудь посерьезнее сказок Андерсена. – Я усмехнулась, но сердце забилось сильнее, потому что я не могла понять: откуда ты ЭТО про меня знаешь?

Ведь я сама прожила на свете почти двадцать лет, а узнала – только теперь.

– Все это глупости. Только сказки достойны того, чтобы их читали и перечитывали – снова и снова. Только сказки. А все остальное, поверь, не имеет никакого значения. Иди сюда, ближе. Сядь рядом. Не бойся, я не причиню тебе зла.